За полтора года до описываемых событий.
– Ну что, готова? Тогда – вперёд!
Прощальный взмах руки, толчок – и доска отделяется от борта «Зодиака. Это её последнее плавание: триста метров между торчащими из белой пены валунами, а потом – ещё шестьсот сорок в свободном падении. Масса воды, вместе с которой доска сорвётся в этот полёт, подножия скалы не достигнет – струи водопада, одного из самых высоких в мире, рассеются мириадами мельчайших капель где-то полпути к земле – и выпадут на окрестных скалах, на листьях пальм и стеблях лиан обильной росой.
Но сначала надо преодолеть эти триста метров.
Под ногами неслышно замурлыкал движок – аккумуляторы отдавали энергию в экстренном режиме. Для этого процессор питания перепрошили в расчёте на то, что проработать придётся всего три с половиной минуты, но с запредельной нагрузкой, выводящей оборудование из строя. Ровно столько понадобится, чтобы моторная доска с наездницей преодолела извилистый фарватер и на последнем прямом участке, ведущем к краю почти семисотметровой пропасти, набрала максимальную скорость.
Штанга управления сжата в правой руке, левая отведена назад для равновесия. Поворот… ещё… резко вильнуть, впритирку обходя гряду острых камней…
Полный ход!
Тридцать пять метров. Всего тридцать пять – но для дорогущего, самого мощного в линейке фирмы движка этого довольно. Буруны, ярящиеся в проломах, стремительно приближаются, растут – но только один из них годится, чтобы ринуться с него в полёт.
Двадцать метров… десять…
Девушка присела – и в самый последний момент, когда доска уже зарылась в пену, резко подпрыгнула, рванув штангу на себя – так, чтобы доска не сковырнулась с края водопада, а ушла с него прыжком, словно ударный беспилотник, стартующий с трамплина авианосца.
Десятки, сотни раз отработанное движение ног, и доска, кувыркаясь, улетает вниз. Рывок кольца – и перепонки вингсьюта с лёгким хлопком высвобождаются из кармашков, пришитых вдоль боков, от запястий до лодыжек, и таких же, на внутренних сторонах ног. «Умные» нанонити, вплетённые в ткань, сокращаются, подчиняясь команде процессора, и принимают продиктованную сложными расчётами форму. Перепонки ловят набегающий поток, превращая тело из кувыркающегося камня в птицу, нетопыря, белку- летягу. Теперь – раскинуть руки и ноги, выровняться…
Восходящий воздушный поток подхватывает её, направляя прочь от каменной стены.
– И-й-й-я-я-а-а! Я лечу!
Свист воздуха заглушает восторженный вопль, но это неважно – мир его услышал. А ещё – увидел море джунглей, скалы с туманными бородами самых высоких в мире водопадов, которыми славится этот регион Центральной Америки.
«..пусть видят! Пусть завидуют! Пусть знают – так тоже можно! Главное: решиться, рискнуть, сорваться в безумное падение – и превратить его в гимн отчаянной, безумной свободе! Смотрите, люди, сидящие перед мониторами, на которые идёт сейчас картинка с экшн-камеры! Смотрите, впитывайте то, что чудом протискивается через кремний процессоров, долетает до спутника по специально арендованному на такой случай каналу, чтобы вернуться на поверхность планеты, оседлать сигнал вай-фай, не раствориться напоследок в пикселях домашних экранов – и добраться-таки до вас, жалких, протирающих штаны на своих диванах…»
– Ий-й-я-я-а-а! Смотрите, люди! Завидуйте! Учитесь! Я – лечу!.. Лечу!.. лечу!!!
Самая последняя, самая навороченная модель смарт-вигнсьюта позволяет – при хорошем пилоте и попутном ветре, разумеется, – преодолеть не меньше пяти километров на километр высоты.
А она – хороший пилот.
Нет! Лучший! Самый лучший!!!
– Я лечу!..
Часть первая
Вперёд и вверх
– Здравствуйте, дорогие друзья. Вы смотрите еженедельный выпуск программы «Слово для Леса и Мира»…
Под аккомпанемент тревожной музыки на экране замелькали шпили московских высоток, утопающие в кронах гигантских дубов. Их сменили угловатые, плюющиеся огнемётами, танки, ломящиеся сквозь джунгли. Потом возникла глухая, в чёрных подпалинах, бетонная стена, из-за которой вздымались к небу стволы гикори вперемешку с обглоданными, словно рыбьи скелеты, сплошь обросшими лианами, остовами небоскрёбов. Заставка прошла, и на экране, на фоне логотипа немецкого спутникового канала, возник упитанный господин в очках с тонкой оправой и демократичном джемпере.
– Сегодня – двенадцатое августа две тысячи двадцать четвертого года. Это Евгений Гурвиц, и со мной в кёльнской студии «Эн-Тэ-Фау» ведущий эксперт по вопросам истории Московского Леса, профессор Гарвардского университета Давид Рар. Добрый день, Дава!
– Интересно, откуда они взяли эти ролики? В Лесу же снимать нельзя даже на старинную целлулоидную плёнку – сплошная муть выходит, и ничего больше. А тут – вон, какие пейзажи!
Татьяна стояла в балконном проёме, и утреннее солнце соблазнительно подсвечивало её фигурку. Из одежды на ней имелась одна мужская рубашка с закатанными рукавами – его, Егора, рубашка, соблазнительно застёгнутая на одну пуговичку.
