Демоны Боддеккера - [7]

— Не думаю, что это потребуется.

Он нажал кнопку «включить». Свет в комнате погас, а картины на противоположной стене растаяли, уступая место изображению — заключительным кадрам новостей.

— …а теперь «Еженощное шоу с Гарольдом Боллом», встреча с Дьяволами Фермана… актерами, играющими головорезов во всемирно знаменитом рекламном ролике!

Затем — задорная музыкальная заставка «Еженощного шоу», а Билли Хинд, закадычный дружок Болла, объявляет ликующей толпе вечернюю программу:

— Сегодня в гостях у Гарольда писатель Роддик Искайн, который поведает нам правду о клане Кеннеди! (Слабые аплодисменты.) «Ненавистные», с хитом из их нового альбома «Молодой да глупый»! (Пылкие аплодисменты.) И… самая популярная уличная шайка, продающая стиральный порошок: Дьяволы Фермана! (Безумные, истерические аплодисменты.)

— Перемотай, — предложила Бэйнбридж. Дансигер помотала головой.

— Пускай увидит все в контексте.

— Она права, — согласился Депп. — Тебе и впрямь надо увидеть, как все это произошло.

Так что я остался сидеть, буквально прикованный к экрану, на котором тем временем под громовые аплодисменты и волчий вой (фирменный знак программы) появился Гарольд Болл. Удостоив аудиторию широким поклоном, он разразился монологом в излюбленном своем стиле. Сегодня он с особой резвостью критиковал президента, который угрожал Голландии вторжением за то, что окрестил «ярко выраженными антиамериканскими тенденциями»:

— …вот президент и говорит им: «Я вас не боюсь. С норвежцами управился, а уж с вами управлюсь, как управился с одеждой». Бог ты мой! Ждет очередного чуда от «Наноклина»!

Аудитория удостоила шуточку раскатами хохота и аплодисментами. Я наклонился к Дансигер и прошептал:

— Теперь я знаю, что чувствовал доктор Франкенштейн, когда его детище начало душить горожан направо и налево.

Она обратила на меня взгляд широко распахнутых глаз.

— Подожди, — только и сказала она.

Болл закончил монолог, повторил имена сегодняшних гостей программы — и началась первая рекламная пауза. «Их было десять» и ролик «Любовного тумана», снятый нами два года назад. Видеоряд: сменяющиеся лица женщин, говорящих в камеру, как будто обращаются прямо к тебе. «Да знай я, что ты такая скотина, в жизни бы не позволила тебе меня провожать». «Не стану я ничего стесняться, все равно расскажу всем своим друзьям, что ты со мной сделал… а они пусть расскажут своим друзьям». «Если я об этом только слово кому промолвлю, ты в этот город больше и носа не покажешь!» Я назвал сюжет «Не говори, что тебе стыдно», — и на нем мы продали целую гору товара.

Через пару минут роликов местного телевидения Болл со своими дружками вернулись в студию — на сей раз со скетчем, действие которого происходило в жутковатом баре, где знакомятся одиночки. Множество мужчин, выряженных сперматозоидами, атаковали женщину, выряженную под яйцеклетку. Под конец Болл и Хинд вошли в бар в костюмах многоруких роботов и вытащили женщину прочь. Все это происходило под множество затрепанных поднадоевших хохмочек о сексуальности, и вы, надо полагать, уже отгадали ударную фразу, оброненную скучающим барменом:

«Не стоило ему стирать трусы „Наноклином“».

Зал просто взвыл — на мой взгляд, куда громче, чем шутка того заслуживала. Впрочем, возможно, мне показалось так, потому что я сам был писателем и угадал ее за сто километров до появления. Но тут мне в голову пришла новая мысль, и я повернулся к Дансигер:

— Понимаю, что вы имели в виду. Если публика будет представлять себе «Наноклин» именно в этом свете, у нас возникнет серьезная проблема с имиджем компании.

— Тсс, — выдохнула она.

По спине у меня побежал холодок. Так дело в другом?

Я промолчал и продолжал смотреть. Первым собеседником Болла оказался Искайн — которого лично я прочил в последние гости программы. В тех редких случаях, когда в «Еженощном шоу» появлялись писатели, они обычно выходили под занавес, иной раз даже после музыкального гостя. Но то ли Болл приберегал самый лакомый кусочек на десерт, то ли в договор с Пембрук-Холлом входило, что Дьяволы пойдут последними, дабы зритель точно просмотрел все рекламы.

Выступление Искайна прошло не на высоте, скорее даже из рук вон плохо. Голосу его только-только хватало живости, чтобы не считаться уж совсем монотонным, а он все бубнил и бубнил про факты и расследования — мол, его книга раскрывает (тем немногим, кому в наши дни еще это интересно), как родичи Кеннеди забывали заплатить по счету за электроэнергию или заказывали пиццу, а потом не давали курьеру на чай.

Тут любой потерпел бы фиаско. Агентам Искайна следовало бы нанять кого-нибудь, кто сыграл бы его роль на ток-шоу, но в наши дни писатели — особенно напавшие на золотую жилу вроде семьи Кеннеди — таковы, что это становится все более и более проблематичным. Однако Искайн не входил в число моих клиентов и, следовательно, был не моей проблемой. Кроме того, по виду Дансигер я чувствовал: это еще не то, чего мне полагается ждать.

Искайн наконец перестал бубнить, и Болл попытался оживить представление парой-другой провокационных вопросов про сексуальность Кеннеди. Искайн начал мямлить про то, как один из них как-то раз отправился покупать «Любовный туман» — неплохая рекламная вставочка, — но тут Болл снова ухватил бразды в свои руки и дал официальную рекламу.