Демон Максвелла - [43]

— Обалдеть. Ну и что он вам рассказал?

— Ничего особенного. Приблизительно то же самое, что говорит Кайс и другие пророки: что двухтысячелетняя эпоха Рыб заканчивается, а за ней последует Конец света, который, скорее всего, наступит в последней четверти этого века. Рей-Торл называет его Аподосисом, а Енох — Бурей дерьма.

— В последней четверти?

— Плюс-минус десять-двадцать лет. Но в любом случае скоро. Поэтому сторонники Кайса так и стремятся обнаружить этот потаенный храм. Считается, что в нем должны содержаться данные о предшествовавших Бурях дерьма, а также сведения о том, как в них уцелеть. Однако...

Я чувствую, что Малдун вряд ли обсуждает эту тему со своими студентами в университете.

— ...все должно совпасть, чтобы найти его: время, положение Земли, орудия.

И, глядя на черную выпуклость головы Сфинкса, он наизусть цитирует одно из самых известных предсказаний Кайса: «Когда солнце поднимется из вод и линия светотени упадет между лапами Сфинкса, поставленного хранителем и стражником, когда исполнится срок и начнут происходить перемены в жизни человечества, можно будет войти туда, куда закрыт вход из помещений рядом с правой лапой Сфинкса. Тогда между Сфинксом и рекой...»

Именно это пророчество заставило меня приехать к пирамидам. В библиотеке его знали все. Стоило мне упомянуть, что я еду в Египет, как седовласые старушки и длинноволосые бывшие хиппи задавали мне один и тот же вопрос: «Хотите найти Зал свидетельств?»

— И Сфинкс является не единственным хранителем, — продолжал тем временем Малдун. — У Кайса упомянуты целые полчища стражников или хранителей, которые окружают Потаенный зал. Они должны быть повсюду. Все это плато является неким геодезическим феноменом, охраняемым особыми призраками.

Я вздрогнул от порыва ветра, и Малдун встал.

— Мне пора обратно в Каир, завтра первая лекция в восемь. — Не отрывая взгляда от Сфинкса, он застегивает свою джинсовую куртку. — Знаете, сюда уже приезжала одна женщина из Ассоциации исследований и просвещения. И после долгих перипетий ей-таки удалось добиться разрешения на то, чтобы просверлить отверстие перед правой лапой...

— Она что-нибудь обнаружила?

— Ничего. Почему она выбрала именно это место, хотя от лапы до реки ровно миля, она так и не сказала, но сколько она ни сверлила, там был один камень. Она была страшно разочарована.

— А эти призрачные стражники не сделали ей ничего плохого?

— Об этом тоже ничего не известно. Правда, дело кончилось тем, что она вышла замуж за чешского посла.

Засунув руки в карманы, Малдун исчезает в тени, сообщая мне на прощанье, что увидимся «букра фийл миш-миш». Эту фразу часто слышишь в Каире. Я вспоминаю слова Джекки о том, что она означает что-то вроде «маньяны», только менее определенное. Типа «после дождичка в четверг».

Оставшись в одиночестве, я пытаюсь вспомнить, что мне известно о геодезических явлениях. Я вспоминаю свою поездку к Стоунхеджу, когда солнце в день зимнего солнцестояния вставало точно в расщелине между двух камней, а я понимал, что ровно через полгода оно будет делать то же самое, только в расщелине справа от меня. Припоминаю, как это явление заставило меня осознать, где я нахожусь, вспомнить о наклоне земной оси и изменении орбиты движения Земли вокруг солнца. Лишь этот круг доисторических камней обладает таким неповторимым свойством — единственное место на Земле, где в дни зимнего и летнего солнцестояния солнце занимает именно такое положение.

Я понимаю, что пирамида построена точно в таком же месте, в одной из акупунктурных точек нашей планеты, но сколько ни стараюсь, так и не могу воспринять логику ее планетарной ориентации, которая ощущается в Стоунхедже.

Возможно, это вызвано непроходящим ощущением, что все стало плоским, включая голову Сфинкса, а еще я не могу избавиться от чувства, что рядом кто-то есть и подходит все ближе. Две стофунтовые банкноты в моем кармане вдруг начинают издавать тревожные сигналы, и в тот момент, когда я принимаюсь искать какое-нибудь оружие, внезапно осветившаяся голова Сфинкса изрекает голосом Орсона Уэллиса: «Я... Сфинкс. Мне... много лет».

Все это сопровождается музыкой из «Аиды», и одновременно включается великолепно-зеленая подсветка у Хефрена, голубая у Микериноса, а Великая пирамида погружается в золотое сияние.

Это свето-звуковое шоу устраивается для зрителей у подножия холма. Из-за гробниц и усыпальниц льются, меняя оттенки, лучи света, а Сфинкс на чистом английском языке величественно произносит свой текст. Мне повезло попасть в «английскую» ночь. Кроме этого, есть «французские», «немецкие», «русские» и «арабские».

И в этом золотом сиянии я наконец различаю маленькую фигурку человека, присутствие которого я ощущал. Он сидит на известняке в тридцати ярдах и смотрит на меня. Воспользовавшись освещением, я быстро встаю и широкими шагами, не оборачиваясь, направляюсь прочь.

Добравшись до дороги, я обнаруживаю, что он идет за мной.

— Добрый вечер, друг мой. Не правда ли, прекрасная погода?

Ускорив шаг, он оказывается рядом. На нем голубая геллабия и черные потертые кожаные туфли без носок.

— Меня зовут Мараг.