Демократия и тоталитаризм - [22]

— Что же вы одна в парке гуляете? — качает головой опер. — Вы оперативными сводками не располагаете, вот моя жена одна никуда не выходит!

— А почему не располагаю?

— Ну, доводить до населения влетит в копеечку!

— А рекламировать «Единую Россию»?

Смеётся. Хороший парень, понимающий. Поодиночке они вообще все славные, но вот Система…

Через несколько часов едем на место происшествия, ждём экспертов.

— Работы невпроворот, жена сутками не видит. А зарплата — 30 000. За эти деньги я могу охранником или вышибалой.

— Значит, грядущих сокращений не боитесь?

— А куда сокращать, если и так не справляемся?

Раздаётся звонок: эксперты уже сделали снимки.

«Где?!» — кричит опер. Оказалось, осмотрели первое попавшееся место. А какая разница?

Возвращаемся в отделение. Мне показывают фотографии. Гастарбайтеры, женщины, бомжи… «Он славянин, хорошо одетый, холёный», — в который раз повторяю я. «У нас и такие есть». И мне показывают ещё сотню одноглазых, беззубых, с лицами, испещрёнными шрамами. И снова бумажная волокита: объяснения-пояснения.

На составление фоторобота отводится десяток минут, за компьютером — парнишка лет двадцати. Опытный физиогномист?

Выбираем глаза.

— Но здесь только женские.

— Всякие, — косится на часы. И продолжает показывать женские глаза.

Пытаюсь сосредоточиться:

— Не спешите, пожалуйста.

— Да-да, — щёлкает мышью парень — и опять мелькают носы и губы.

Фоторобот готов.

— Похож? — зевает он.

— Нет, не похож.

— Ну, хоть процентов на 70?

Понимаю, цифра нужна для отчёта. Ну, пусть на семьдесят, как оценить на сколько? В таких условиях и собственный портрет не составишь.

Прошу кое-что подправить.

— Уже сохранил! — кривит он губы, надеясь на мою компьютерную безграмотность. И фоторобот остаётся как есть. Зато бумаги заполняются со школярской скрупулёзностью.

— Вы хоть кого-нибудь поймали по такому фотороботу? — спрашиваю сопровождающего.

Он опускает глаза.

— У меня знакомый — одно лицо с душителем, только причёска другая. Привезти фото?

Отмахивается, как от чумы.

Едем в больницу засвидетельствовать побои. Осмотр врача — пара секунд. Не иначе, человек-рентген, глаз — шило! И опять бумаги, бумаги… Кажется, врача и милиционера можно поменять местами — какая разница, кому писать.

«В советские времена мы ночью в парке гуляли, — вздыхает медсестра. — А теперь и средь бела дня душат…»

Ничего, главное, чтобы не душили свободу!

Из окна доносится песня про Чикатило. На афише — фильм о серийном убийце. По телевизору — криминальные передачи. В газетах — интервью с маньяками, их генеалогия до четвёртого колена. Герои нашего времени! Сколькие, вдохновившись их славой, взялись за нож?

День второй. Прихожу за справкой для восстановления паспорта. Дежурный не даёт:

— Была не моя смена, приходите через три дня.

— А это время, что — без документов?

«Уходи!» — читаю на раздражённом лице. А на стене под портретом премьера симпатическими чернилами: «Всегда говори „Нет!“» Отправляюсь по инстанциям, и, в конце концов, попадаю к следователю. «Что ни делается — к лучшему», — улыбается он. Чтобы вести расследование, меня обязаны были допросить ещё вчера!

И снова бумаги. Задуши меня, на гроб ушло бы меньше древесины!

Следователь приглашает коллег, хором убеждают, что избиение и попытка задушить — это грабёж. Железный аргумент: «Но ведь он унёс сумку!» Хорошо, что я её бросила. Иначе бы ему «шили» фривольную попытку знакомства. Хотя и тут все козыри были бы не у меня — это в Штатах, чуть что — сексуальное домогательство, а у нас — подумаешь, весёлые игрища на Ивана Купалу…

— Мы судим по результату.

А судить по результату милицию — схлопотать пятнадцать суток за «неуважение»!

Кто-то предлагает самой сходить в прокуратуру, требуя расследования.

— А что вы, собственно, хотите? — удивляется молодая следовательница.

— Чтобы этот человек никого не задушил.

Хихикает в кулак.

Милицейские сотрудники, как на подбор, молодые. От двадцати. Копеечная зарплата, рутинная работа, текучка кадров. «Здесь не задерживаются», — признаётся один. И с кого только пишутся герои ментовских саг? А в моём сериале продолжение следует: следствие замораживается — ждём указаний прокуратуры, по какой статье его возбуждать.

А в двух шагах площадь трёх вокзалов, где можно купить наркотики, оружие и обкуренную малолетку. Здесь лица стражей порядка и его нарушителей едва ли отличаются. И у Преображенского рынка кипит «нелегальная» торговля: нищие старики приносят тряпьё и посуду. И раз в полчаса — «облава». Зачем нужна такая милиция? Гонять старух? «Доить» гастарбайтеров? Разгонять митинги? Неудивительно, что «ментов» боятся, как уголовников! Это раньше было: «Моя милиция меня бережёт!» Теперь: «Моя полиция меня стережёт!» И зачем это переименование? Чтобы привести в соответствие с «полицейским государством»? Эта организация — вещь в себе и существует сама для себя. Нет такой ситуации, при которой помогут полицейские милиционеры! Сегодня безопасно только на Рублёвке. Остальная Россия — это милиция, которая не охраняет, школы, в которых не учат, и больницы, в которых не лечат.

А в утешение — церковь.

В законе есть формулировка — умышленное бездействие. Не под неё ли подпадает наша власть? Но на власть уголовный кодекс не распространяется!