Мейсон заметил:
– Вы смотрите на животное под названием «мужчина» с точки зрения матери, у которой дочь на выданье. Ведь все мужчины более или менее…
– Нет, пожалуйста, мистер Мейсон, поймите меня правильно. Я широко смотрю на вещи. Я не ханжа. Я знаю, что реальная жизнь не всегда совпадает с теорией, но Артур Кашинг был… животным.
– И все же вы позволяли Карлотте общаться с ним?
– Да нет, мистер Мейсон… О, вы делаете все это ужасно трудным для меня.
– Вы сами все усложняете, – заметил Мейсон.
– Вам никогда не понять, мистер Мейсон, чувства матери, видящей, как ее ребенок вдруг становится взрослым. За ними нужно постоянно следить в тот период, когда они достигают физической зрелости, а затем вдруг приходит духовная зрелость и… и вы уже не осмеливаетесь следить за ними. Если вы это делаете, то вы разбиваете свое и их сердце или же вынуждаете их действовать самостоятельно.
Девушка, конечно, должна кое-чему научиться сама. Она должна приспосабливаться к жизни, расстаться с детством, становясь молодой женщиной. И если в этот период жизни она чувствует, что за нею следят, опекают и расспрашивают, у вас мало что получится, и вы можете нанести дочери непоправимый вред. Ведь так легко безнадежно испортить отношения между матерью и дочерью. Вы можете полностью уничтожить привязанность. Вы можете сохранять какую-то видимость уважения, но любовь убита.
– Хорошо. Вы говорите, а время идет. Я понял, что вы имеете в виду.
– Вы можете знать это, – возразила она, – но вы никогда этого не поймете, не будучи матерью.
– Для пользы дела, – сказал Мейсон, – признаем, что это так. Вы правы, я никогда не смогу стать матерью. Так что же случилось?
– Карлотта знала все о репутации Артура Кашинга. Несмотря на его «успехи» у девиц определенного толка, он предпринимал определенные шаги в отношении Карлотты и… – тут миссис Эдриан гордо выпрямилась, – ничего не добился. Но ей нравилось давать отпор, а он представлял собой опасный вид мужского динамита, с которым ей хотелось поиграть.
– Я слышал, что Кашинг сломал лодыжку.
– Да, он сломал лодыжку, и она была у него в гипсе. Он мог передвигаться на костылях или в кресле на колесах… У него была кинокамера, он снимал фильм во время катания с Карлоттой. И вчера вечером он пригласил ее поужинать с ним и посмотреть этот фильм.
– А вы что на это сказали?
– Мистер Мейсон, это была для меня самая трудная вещь в жизни, но я не сказала ничего, ни слова. Я старалась вести себя абсолютно естественно, но я, конечно, знала, что должно было случиться. Он был настоящим джентльменом до тех пор, пока ужин не был накрыт и прислуга не ушла. Затем он стал настойчивым, и когда ему все равно не удалось задуманное, то он… ну, он подтвердил свою репутацию.
– И что же случилось?
– Я не знаю подробностей, мистер Мейсон. Я не спрашивала Карлотту. Может быть, вам она скажет. А я не хочу спрашивать. Я знаю лишь, что она вернулась домой, одежда на ней была порвана и она была очень разозлена. Возможно, она дала ему пощечину – и сильную.
– Продолжайте.
– Слава богу, у нас с Карлоттой нормальная, цивилизованная дружба. Она рассказала мне о случившемся, и мы обе постарались увидеть смешную сторону этого дела. Это было неприятное приключение, но нам удалось придать ему комический оборот, в духе Красной Шапочки и Серого Волка. Потом мы выпили и легли спать, но я видела, что Карлотте не по себе, и я пошла спать к ней.
Глаза Мейсона слегка сузились.
– Потом, около двух часов ночи, я услышала женский крик, соскочила с кровати и попыталась установить, откуда идет крик. Кажется, это был дом Артура Кашинга, и я видела, что там горит свет.
– А Карлотта? – спросил Мейсон.
– Карлотта мирно спала. Когда мы только легли, она нервничала и беспокоилась, но когда я услышала крик, она уже спала мертвым сном, и я посчитала глупым ее будить. Я снова легла и заснула.
– И совершенно очевидно, – сказал Мейсон, – вы недолго спали и…
– Вы знаете Сэма Барриса?
Мейсон покачал головой.
– В свое время Сэму Баррису принадлежали почти все земли на северо-западном берегу озера. Он один из местных старожилов, фермерствовал здесь много лет и…
– А какое отношение имеет ко всему Сэм Баррис?
– Мистер Баррис проснулся от того же ужасного крика, что и я, но он еще слышал звон стекла и выстрел. Он отправился посмотреть, в чем дело, и обнаружил Артура Кашинга в кресле мертвым.
– Убитым?
Она кивнула:
– Револьверная пуля в груди. Он сообщил шерифу, а затем зашел рассказать мне.
– В такую рань?
– Да, рассвет только занимался.
– Почему?
– Разве вы не понимаете? Он знал, что Карлотта ужинает с Артуром Кашингом. Прислуга знала об этом. Шериф расследует сейчас это дело и с минуты на минуту может захотеть услышать от Карлотты ее версию. А Сэм Баррис знает, что за дрянь Артур Кашинг, вернее – был дрянью.
– Ну а почему бы вашей дочери просто не рассказать шерифу все, как было?
– Понимаете ли, мистер Мейсон… в общем, здесь нужно все сделать осторожно. Если делу будет дана огласка и все такое… Если приятель Карлотты в городе прочитает обо всем в газетах…
Мейсон нетерпеливо тряхнул головой:
– Я не смогу все это утаить от прессы.
