Дело пропавшей балерины - [49]
Кто бы мог подумать, что парижский полицейский окажется горячим сторонником системы Альфонса Бертильона. Большим ее приверженцем мог быть разве что сам Бертильон, который проигнорировал наличие четкого отпечатка пальца на раме картины и до последнего настаивал на важности антропометрии, пока окончательно не загнал следствие в тупик.
— Похитителя нашли? — спросила Мира.
— Да. Им оказался работник музея, изготовивший стеклянную раму для «Моны Лизы» — защиту от вандалов.
— Ваша версия оказалась правдивой.
Собеседник кивнул и добавил:
— Должен признать, мосье Лефевр тоже был прав, говоря о межнациональном характере похищения: на суде похититель заявил, что он патриот Италии и похитил картину с целью вернуть ее на родину.
— Если бы они сразу взяли отпечатки пальцев у всех, кто имел доступ к картине…
— То нашли бы ее очень быстро, — резюмировал Тарас Адамович. — В то же время «Мона Лиза» стала всемирно известной благодаря этому похищению.
— Вряд ли мы раскроем тайну поджога «Праги» только по отпечаткам пальцев, — заметил Менчиц, — хотя кое-какую информацию нам все же удалось получить.
Кабинет, где большую часть рабочего дня проводил молодой следователь, был светлым и просторным. Миру это удивило, она почему-то представляла темное, узкое, загроможденное документами помещение. Его хозяин — в белой рубашке и жилете — дополнял приятное впечатление.
Тарас Адамович пододвинул девушке стул, предложил сесть. Сам уселся в кресло за большим столом у окна.
— И какую же информацию мы получили? — спросил бывший следователь у Менчица.
Тот, улыбнувшись, ответил:
— Четкие отпечатки. Попробую рассказать все по порядку.
Яков Менчиц работал экспертом в антропометрическом кабинете уже три года. Титулярного советника Репойто-Дубяго на должности руководителя кабинета он не застал — когда Менчица взяли на службу, бывший коллега Тараса Адамовича уже занимал должность главного следователя сыскной части Киевской городской полиции.
Однако Репойто-Дубяго благосклонно относился к молодому сотруднику и заботился о том, чтобы у экспертов было все необходимое для работы. Если во времена Григория Рудого дактилоскопированию подлежали около пяти тысяч преступников, а преемники легендарного следователя не слишком приумножили эти цифры, то Репойто-Дубяго увеличил их почти втрое. Однако картотека все еще была довольно скудной.
— То есть с картотечными образцами ничего не сходится? — спросила Мира.
— К сожалению, нет, — ответил Менчиц. — Правда, мы на это не очень-то надеялись.
— Но тогда зачем… — начала девушка.
— На этот вопрос я вам охотно отвечу, — улыбнулся следователь.
Но теперь Мира и сама уже знала ответ. Вряд ли французская полиция располагала отпечатками синьора Винченцо Перуджо — итальянского патриота, поставившего перед собой цель вернуть домой портрет женщины с загадочной улыбкой. Но полиция могла бы получить отпечатки позднее, чтобы сравнить их с отпечатком, обнаруженными на раме картины.
— Кроме того, — будто подслушал ее размышления Менчиц, — даже если мы найдем нашу таинственную блондинку, то не сможем ее арестовать.
— Почему? Вы же можете подтвердить, что видели ее. Она подожгла отель!
— Вовсе нет. Я видел девушку, искавшую сумочку. Да, она вела себя, на первый взгляд, беспечно, будто вовсе не имела инстинкта самосохранения, но это же не является преступлением. Например, когда я устраивался сюда на эту работу, отец обвинил меня в том же.
— Но ведь… Мы знаем, что она переодевалась, — неуверенно молвила Мира.
— Мы предполагаем, — заметил Тарас Адамович, — а вот сможем ли доказать — вопрос к нашему эксперту.
Менчиц достал из ящика внушительный сверток, положил на стол и осторожно развернул бумагу. Молодой следователь жестом иллюзиониста пригласил посетителей посмотреть. Мира привстала с места и увидела серый мужской пиджак.
— Часть костюма нашего инспектора, — объяснил Яков Менчиц. — Показываю его, потому что подсказку нам дал именно пиджак. Мы надеялись найти хоть какой-то отпечаток, оставленный на грязной поверхности, — Тарас Адамович посоветовал поискать именно такой. Потому что ткань — пока что не способна поведать нам много. Возможно, когда-то, в будущем… К тому же тот отпечаток, скорее всего, оказался бы негативным.
— То есть плохим?
— Нет. Посмотрите на рисунок на пальцах вашей руки, — предложил Яков Менчиц. Мира внимательно взглянула на подушечку указательного пальца, будто впервые ее видела. Молодой следователь продолжил:
— Ладони и пальцы каждого человека имеют рельеф. Папиллярные линии, образующие узоры, — это горы, пространство между ними — впадины. Если обмакнуть палец в краску, — молодой следователь опустил палец в небольшой сосуд на столе, — потом вытереть его, но не слишком тщательно, мы все равно получим отпечаток. — Менчиц вытер палец и прижал его к листу бумаги. — Только рисунок оставят не папиллярные линии — мы их вытерли, а впадины между ними. Такой отпечаток называется негативным. Если честно, никогда таких не видел…
— Я видел однажды, — вмешался Тарас Адамович, — правда, давно.
Мира изумленно посмотрела на белый лист.
— Даже малейшего намека хоть на какой-то отпечаток на ткани мы не нашли.
