Дело пропавшей балерины - [41]

— Я опросил работников кухни, — начал Менчиц, — ничего странного они не заприметили.

— А вы спрашивали, не заходил ли вчера в помещение кухни кто-то посторонний?

— Спрашивал. Главный повар и несколько помощников сказали, что приходил санитарный инспектор, но подобные проверяющие часто посещают рестораны.

— Что вы имеете в виду?

— Ресторан проверяется по разным показателям. Кажется, вчера проверяли, не используется ли труд женщин и детей в ночное время. По крайней мере, мне так сказали, — уже не так уверенно продолжил Менчиц, заметив, как Тарас Адамович сощурил глаза.

— Говорите, санитарный инспектор, — повторил Тарас Адамович. — И как он выглядел?

Яков Менчиц достал записную книжку, раскрыл на нужной страничке. Поднял глаза на Тараса Адамовича и спросил:

— Это был ее соучастник, да?

Мира и художник вмиг перевели взгляды с Менчица на Тараса Адамовича.

— Могу вас заверить — нет, — ответил бывший следователь. — Но попробуйте задать вопрос правильно — и я отвечу.

Менчиц, слегка нервничая, начал расспрашивать:

— Инспектор сымитировал пожар в «Праге»?

— Да.

— Но он не был сообщником блондинки под вуалью?

— Нет.

— Тогда зачем нужна была имитация?

— На этот вопрос можно ответить только тогда, когда будет установлена личность имитатора.

— Но ведь вы установили…

Тарас Адамович качнул головой.

— Я лишь предполагаю. Фактов все еще недостаточно, однако мы с вами постараемся раздобыть недостающую информацию. Если, конечно, вы все мне в этом поможете.

Три пары глаз с готовностью следили за ним. Бывший следователь мысленно улыбнулся. Имитатор оказался изобретательным. Что ж, придется потратить немного больше времени, но ответы будут найдены. Вот только времени — маловато. Тарас Адамович закрыл глаза и вспомнил, что в утренней газете увидел второе объявление Киевского общества садоводства. Выходит, времени у них и вовсе в обрез.

XIII Санитарный инспектор

В яблоневом саду было по-домашнему уютно. Длинные скатерти «Праги», ее узкие коридоры и высокие белые двери номеров на веранде дома Тараса Адамовича, вспоминались, как тревожный сон. Здесь можно было шутить о шахматах и варенье из черники, которым щедро угощал гостей хозяин, предупреждая, что испачкаться им намного легче, чем потом отстирывать одежду. Здесь Мира слушала поражающие воображение сказания о грузинском князе, которого путешествие в Поднебесную вдохновило заняться выращиванием китайского чая на родине.

Князь Эристави так проникся этой идеей, что уже видел себя первым в Грузии владельцем чайной плантации. Он был человеком амбициозным и привык воплощать задуманное в жизнь. Правда, в этот раз ему на пути встала такая «малость», как императорский закон, которым воспрещалось вывозить семена этой культуры за пределы страны. Но князь не собирался отказываться от своего намерения из-за прихоти императора, тем более, что другой император — русский — был не против, чтобы чай начали выращивать по другую сторону китайской границы.

Чтобы не привлекать к себе внимания, князь втянул в эту сомнительную авантюру местного работника по имени Лу, который согласился вывезти семена, засыпав их в бамбуковые палки. А уже впоследствии приписал эту роль себе, мол, спрятал семена в элегантной трости, с рукояткой, изготовленной по заказу из слоновой кости.

— Он преступил закон? — изумленно спросила Мира.

— Он так не считал, — улыбнулся Тарас Адамович, пододвигая к ней еще один кусок пирога на тарелке, разрисованной птицами. — Сам термин «Поднебесная» трактуется у нас не совсем правильно. Мы называем так Китай, однако для самих китайцев «Поднебесная» — это весь наш мир с Китаем в центре. Поэтому формально он закон не преступил. Семена высадили в Аджарии, нынче принадлежащей Грузии и отвоеванной империей у Турции вместе с городом Батуми. Часть семян высадили также в Гурии. Китаец Лау поселился в рыбацком поселке Чакви, возможно, он и поныне выращивает чай на берегу Черного моря.

— Из вас вышел бы успешный адвокат, — улыбнулся Щербак, отставляя пустую чашку. — Вы блестяще оправдали князя-похитителя.

— А из князя вышел неплохой контрабандист, — констатировал Менчиц, отрезая еще один кусок пирога.

— У каждого имеется собственный багаж неиспользованных возможностей, — рассудительно сказал Тарас Адамович и обратился к художнику: — Вы, например, говорили, что мечтали стать актером.

Менчиц скептически хмыкнул. Щербак, пренебрежительно окинув взором младшего следователя, ответил Тарасу Адамовичу:

— Бабушка была против, а меня воспитывала она, — объяснил художник.

— Почему была против? — поинтересовалась Мира.

— Не уверен, но, кажется, в ее жизни случилась какая-то трагическая любовная история, героем которой был актер. Возможно, он мог стать моим дедом, — пожал плечами художник.

— А ваша бабушка была актрисой?

— Вы удивитесь: она была балериной.

Легкая тень пробежала по лицу Миры. Менчиц попробовал сменить тему разговора:

— Мой отец — фольклорист. Он мечтал, чтобы я продолжил его дело. Не то, чтобы мне это не нравилось, но…

— Наше время слишком ограничено, дабы воплощать чужие мечты, — улыбнулся Тарас Адамович.

Менчиц задумчиво посмотрел на него.