Дело о полянах Калевалы - [3]

Беспросветным глубям моря…

— Да-да, где-то там, — отозвался Горячев, не вслушиваясь в декламацию. Собрав свой кожаный портфельчик, он подкатился к дверям:

— Ну, я побежал, передавай привет подведомственным! — И, отсалютовав рукой, исчез в коридоре.

Ярослав вновь притянул к себе папку.

Сведений было катастрофически мало. Анна Андреевна Оленева, 04.12.87, рожденная в поселке Калевала, Карельская республика. Высшее образование отправилась получать в Мокрояров, по специальности «животноводство». Закончив обучение (Горячев, отличавшийся аккуратностью, доходившей до крайностей, всунул каждую из прилагаемых бумажек в отдельный файлик — копия аттестата, диплома, бумажек о поступлении-переводах и прочая бумажная мелочь), поступила в аспирантуру и стала преподавать в родном институте. 30 апреля 2010 года не вернулась в общежитие, где снимала комнату. С тех пор о ней ничего не было известно. Ни в общежитие, ни на кафедру, ни на адрес родительского дома в Калевале не было ни письма, ни записки. Год назад Оленеву официально признали пропавшей без вести.

Стараниями Горячева в папку были вложены копии свидетельств о смерти родственников Анны: сначала, в 1990-м — деда, затем, в 1992-м — бабки и, наконец, в 2006-м — матери, от которой девушке и остался домик. Отца, по-видимому, она не знала. Да, Горячев прав — обыденное дело, такие случаются сплошь и рядом. Мало ли что могло случиться с девушкой? Почувствовала себя дурно, упала, заблудилась, срезая дорогу, наткнулась на стаю собак, а то и откровенно дикого зверья, пришедшего поживиться на окраины. Вот и причина, а тела нет. Скорее всего, уже и не найдут. И некому переживать, ждать и просить о помощи. Словом, ничто не мешает признать Оленеву мертвой и разделить ее участок между соседями.

Но не зря его сегодня влекло к бескрайним просторам северной земли, к ее скрытой силе и целомудрию затерянных в лесах озер. Где-то там его призвание, его место и его судьба. Он вытащил из бумажек фотографию девушки. Лицо словно сошло с полотен Брюллова, такими мы представляем русских девушек — овал лица, очерченный русыми, уложенными на пробор волосами, большие, похожие на форелей глаза, с той дымчатой мечтательностью, которую удалось запечатлеть разве что русским иконописцам. Разве что слегка курносый, дерзко вздернутый носик.

— Рано они тебя хоронить собрались, — произнес Краснов, глядя в отрешенные глаза Анны. И крепко задумался. Было что-то щемящее в том, чтобы искать бесследно пропавшую девочку, которая годилась ему в дочери, и тем острее была эта смесь тоски и сострадания, что кроме него, ей неоткуда было ждать спасения. Впрочем, с досадой подумал он, один он с этим делом не справится. Ему прекрасно давались дела, где нужен был контакт с людьми, умение вытянуть из них необходимые сведения, выяснить правду или почувствовать между ними связь. Сейчас ему нужен помощник, способный держать контакт с информационным миром вещей и предметов, который увидит событие, даже если от него не осталось видимых или памятных следов. Краснов подумал о Марине Лещинской. У нее были способности к поиску пропавших людей и вещей, но с ней единственной, пожалуй, Ярослав не стремился найти понимания. Он знал о ней как о прекрасном детективе, охотно нагружал ее делами различной сложности, которые она мастерски распутывала, но сближаться не спешил. Марина казалась ему отстраненной и холодной. Краснов знал ее историю, но никогда не вникал в ее страдания. Он тоже многое потерял и через многое прошел, но и сейчас он полон желаний и потребности в полнокровной жизни. Она же, получив тяжелую рану, закрылась от мира, словно улитка в раковине. Все разговоры Ярослава с ней сводились к обсуждению дел, и она никогда не упоминала, как порой другие, о каких-либо личных вещах, будто вне работы ее не существовало вовсе. Шутки Марина проглатывала с тем же внимательным и чуть печальным лицом, что и все остальные фразы.

Благодаря своему дару, Краснов мог легко раскусить любого человека и найти с ним общий язык, но даже эта его способность в общении с Лещинской словно натыкалась на стену. Марина была для него полной загадкой. Если Скрипка участвовал в расследованиях с возбуждением и азартом охотника, а Сочина по той простой причине, что иначе она не могла жить, так тесно были связаны ее таланты медиума и повседневная жизнь, то Лещинская, как могло показаться, относилась к работе как к долгу, некому обряду или сакральному действию, в котором, возможно, находила свое утешение и утоление нестихающей боли.

Ярослав нехотя набрал номер Марины. Ему ответил ровный спокойный голос: похоже, она давно уже встала и занималась делом, если судить по едва заметному шелесту клавиатуры на заднем плане.

— Марина, я помню, что вы все еще заняты тем делом о пропаже рукописи, — наобум начал он. — Но я бы хотел попросить вас на некоторое время оставить его. Дело в том, что нужно начать расследование нового дела, и как можно скорее.

— Хорошо, Ярослав Олегович, — ничуть не изменив интонации, ответила Марина. — Мне подъехать в офис?

— Нет, — Ярослав почувствовал, что медлить и в самом деле нельзя. — Мы встретимся с вами на Павелецком. Возьмите документы и необходимые вещи, лучше теплое и спортивное, а детали обсудим в аэропорту.