Дело Логинова - [66]

Шрифт
Интервал

Коля рассказывал историю, размахивая руками, пытаясь произвести на Долинского впечатление. Он всегда такой даже если плохо или больно – радостный мальчишка, плодящий бестолковые, но запоминающиеся афоризмы, человек, для которого нет ничего серьезного – кроме анализа социальных систем и безнадежной всепоглощающей страсти ко мне.

Я помню и боль, и радость в его глазах. И часто причиной того и другого была я.

Бывает, мы загоняем себя в такие ситуации, ставим ловушки самому себе – и потом выхода из них нет. У этого доблестного Айвенго есть все, о чем можно мечтать в его возрасте, и только один замок он не взял – меня. Я искренне надеялась, что когда-нибудь это пройдет, но, похоже, с годами он погружался в яму чувств все глубже. Возможно, если бы мы виделись не так часто… Но судьба свела нас здесь, на кафедре госуправления, и, казалось, на всю жизнь.

Я не могла разорвать с ним связь, хотя, наверное, необходимо это сделать и сделать давно – чтоб не держать человека в подвешенном состоянии. Он был хомяком в клетке с расплавленными прутьями, из которой не мог ни выйти, ни нормально содержаться в ней…

– … в общем, Лешка вылил вниз тарелку с пельменями, а следом выкинул полотенце…

– Да это ты был, придурок! – зарычал Илья.

– …а там кто-то курил, этажом ниже. Я представляю себе картину – ну что, покурил, а теперь пойду голову помою.

– Ну просто сладу с тобой нет, бестолочь! – покачал головой друг.

Илья замечательный. Тогда, после Одессы, когда я еще не знала Влада, у нас могло бы что-то получиться – но он оказался не тем человеком. Коля до сих пор думает, что у нас с ним что-то было в поезде или в гостинице… Я не хочу говорить с ним об этом – некоторым вопросам лучше оставаться без ответа, даже если этот ответ принесет успокоение.

– Обалденная история! – резюмировал Долинский. – Ты только что похитил десять минут моей жизни. Ох, Логинов, хоть бы ты молчал почаще, а?

Андрей Александрович – он тоже хороший, только эти его тигровые глаза меня немного удивляют. Он для ребят как духовный отец, хотя у них разница в возрасте чуть меньше десяти лет. Мудрый, опытный, спокойный, и это так хорошо уравновешивает импульсивность Коли и категоричность Ильи… Я его прежде побаивалась, но это всего-навсего иррациональные опасения. Настоящий мужик, и его Марине можно только позавидовать…

– Пиво прилетело! – прогудел Коля, когда два шестигранника с «Хугарденом» оказались у нас на столе. – Ну, давай, Настюха – чтоб побольше историй интересных с нами происходило!

– Главное, без пельменей в окно, – уточнила я и схлестнула с ним бокалы.

И пить бы ему бросить. Раньше это казалось забавным, но, видимо, пора бы остепениться. Он-то отшучивается, а ведь напрасно – Илья мне рассказывал, что Коля ходил обследоваться к Лешкиному отцу, одному из лучших кардиологов Киева. Это неспроста же…

Надеюсь, у него все будет хорошо.


Едва четвертая пара закончилась, и я не всем студентам еще успела объявить баллы за семинар, как на мобильный позвонил Смагин:

– Настя, добрый день! – сказал он леденящим душу голосом. – Это Смагин беспокоит.

– Да, ваш номер у меня записан, – объяснила я. – Слушаю вас.

– Вы можете зайти ко мне? Не торопитесь?

У меня тут же сердце упало… Я никогда не оставалась со Смагиным вдвоем – что ему от меня нужно?

– Да, конечно же – а что-то случилось?

– Настя, о чем вы! Разумеется – все в порядке! Просто нужна ваша консультация.

Жутко хотелось покурить, но я подумала, что это будет не лучшей идеей – Смагин у нас показательный борец с вредными привычками… Забросила вещи на кафедру и направилась к нему в логово.

– Да, проходите, он ждет, – приветствовала меня секретарь.

Я вошла в громадный кабинет. Здесь пахло силой – но не той силой, что внушает доверие и придает ощущение надежности, а грубой, показной силой, и еще очень сильным и резким мужским одеколоном.

Смагин сидел за столом и копался в компьютере. Увидев меня, встал и пошел навстречу.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – он указал на кресло в углу кабинета, а сам вытащил из-под стола для совещаний один из стульев и уселся на него верхом, сложив руки в замок на спинке стула. Стул он поставил очень близко ко мне – и словно нависал надо мной всей своей громадиной.

– Что-то случилось? – повторила я, пытаясь улыбаться.

По губам ректора скользнула змеиная ухмылка.

– Настя, мне нужна ваша помощь в одном очень деликатном вопросе.

– Не люблю деликатные вопросы, – сразу заметила я, – но постараюсь вам помочь, если это будет в моих силах.

Он блеснул крупными белоснежными зубами и заговорил тихо, но очень внятно:

– Знаете, иногда нам приходится действовать не в рамках закона, а в рамках необходимости. В данном случае я веду речь о необходимости развития кафедры, науки и всего Института. А конкретно – о кадровой политике.

Так вот оно что!

– Вы что, хотите меня уволить?

Смагин помотал головой.

– Нет, Настя, о чем вы говорите?! За что же мне вас увольнять?

– Ну мало ли, найдется, – предположила я. – Любого можно уволить при желании.

– Тут вы немного ошибаетесь, – он поднял палец вверх. – У нас есть профком и есть КГБ, который следит за тем, чтоб все нормы трудового законодательства были выполнены. Этот человек не допустит, чтоб кого-нибудь уволили без должных на то оснований. А как нам поступать, если повода нет, но есть причина?


Рекомендуем почитать
Сидеть

Введите сюда краткую аннотацию.


Спектр эмоций

Это моя первая книга. Я собрала в неё свои фельетоны, байки, отрывки из повестей, рассказы, миниатюры и крошечные стихи. И разместила их в особом порядке: так, чтобы был виден широкий спектр эмоций. Тут и радость, и гнев, печаль и страх, брезгливость, удивление, злорадство, тревога, изумление и даже безразличие. Читайте же, и вы испытаете самые разнообразные чувства.


Скит, или за что выгнали из монастыря послушницу Амалию

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Разум

Рудольф Слобода — известный словацкий прозаик среднего поколения — тяготеет к анализу сложных, порой противоречивых состояний человеческого духа, внутренней жизни героев, меры их ответственности за свои поступки перед собой, своей совестью и окружающим миром. В этом смысле его писательская манера в чем-то сродни художественной манере Марселя Пруста. Герой его романа — сценарист одной из братиславских студий — переживает трудный период: недавняя смерть близкого ему по духу отца, запутанные отношения с женой, с коллегами, творческий кризис, мучительные раздумья о смысле жизни и общественной значимости своей работы.


Сердце волка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дед

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.