Делать детей с французом - [15]

Всё потому, что в любом деле Гийом сразу метит в дамки. На его мечтах можно объяснять студентам-кинематографистам принципы монтажа: вот он находит две тысячи евро на начальную инвестицию в бюро ремонта теннисных ракеток – вырезаем четыре года – и вот он уже хозяин империи спорттоваров, раскидавшей щупальца по смежным рынкам здорового питания и покрытия кортов. Этакий Ричард Бренсон, скрещенный с Романом Абрамовичем (потому что в мечтах у Гийома есть и своя команда по регби. Естественно, чемпион Европы).

Гийом стал первым человеком в мире, который отчитал меня за то, что я не умею мечтать. Ведь мечтать надо о большом и недостижимом. Мои же мечты, как оказалось, больше смахивают на краткосрочные планы, составленные кадровым служащим среднего звена, чьи зачатки воображения вытравлены переписыванием бумажек. Думая о покупке парковочного места, я мечтаю о том, чтобы нашелся знакомый нотариус, который оформил бы нам сделку со скидкой, – масштаб, унизительный для фантазии Гийома. Ведь он уже видит себя некоронованным королем парижского рынка парковок, на которого молятся (и которого проклинают) столичные автовладельцы. Вот уже сам мэр Парижа приглашает его для переговоров о проблеме стоянки в центре города. Вот его награждают правительственной грамотой за вклад в процессы урбанизации. Вот его умоляют баллотироваться в городской совет, но он отнекивается: зачем ему кабинет с видом на Нотр-Дам, когда у него уже есть бунгало с видом на Тихий океан?

Наш первый паркинг, которому предстояло стать зиготой парковочной империи, находился в подвале дряхлеющей панельной многоэтажки. «Зато напротив редакции „Лё Монд“, – сказал Гийом, заметив мою кислую мину. – Во Франции, знаешь ли, журналисты – обеспеченные люди, почти у всех есть автомобили».

Три места, на которые мы претендовали, были очерчены белой краской на бетонном полу и стоили столько, сколько я зарабатываю за полтора года. Агент по недвижимости тщился найти в них достоинства, чтобы их преувеличить, но только беспомощно разводил руками и мычал: «Ну вот, ну вот… как-то так».

– Сколько, ты говоришь, это нам принесёт в год? – шёпотом уточнила я у Гийома.

– Это хорошее капиталовложение, chèrie, поверь мне.

Последние два дня Гийом скрупулезно высчитывал чистый профит – умножал ренту, вычитал налоги, округлял затраты, закладывал в формулу неизвестные переменные, на экономическом жаргоне именуемые «чёрными лебедями». Может ли женщина противостоять мужчине, когда у него в очках отражаются цифры? Я ни в чём не могу отказать Гийому, когда он надевает очки, делающие его похожим на молодого Ива Сен-Лорана, и вставляет в разговор биржевые термины.

В общем, мы купили эти три парковочных места.

***

Именно в этот период жизни Гийом взялся разучивать песенку «Если у вас нету тёти». До сих пор его талант гитариста не пользовался ожидаемым спросом в русских компаниях. Во время его выступления у слушателей стекленели глаза, а некоторых слишком прямолинейных одолевала зевота. Он с чувством исполнял гитарные соло мастодонтов рока, виртуозно пользовался медиатором и зажимал такие баррэ, что не в каждом самоучителе найдешь… Однако все заметно оживлялись, когда кто-нибудь забирал у него инструмент и лабал «Белый снег, серый лёд».

– Ни к чему эта эстетская какофония из «Лед Зеппелин», – объясняла я. – Люди выпили, их душа просит песни!

Гийом только морщил свой большой французский нос, имея в виду, что я ничего не понимаю в музыке. Я пыталась объяснить, что сама, в общем-то, не люблю про белый снег, серый лёд. Но надо принимать во внимание конъюнктуру. Не знаешь Цоя, давай Азнавура. «Битлз» или «Куин» тоже сойдут, только их будут не подпевать, а подмычивать. А если хочешь, чтоб народ действительно включился, то надо играть песни из кинофильмов, их знают все. Так, методом исключения мы дошли до «Если у вас нету тёти». Я обещала, что если он исполнит эту песню во время следующих посиделок с русскими друзьями, овация гарантирована.

Аккорды дались Гийому легко, а вот текст никак не желал откладываться в голове. Между тем, он довольно точно описывал нашу новую жизненную ситуацию. Мы долго думали и решали, иметь или не иметь, и наконец решили – иметь. Иметь паркинги, иметь второго ребёнка. И, как и обещала песня, на нас не замедлили посыпаться трудности, связанные с фактом имения.

***

Пока Гийом изучал, чем в налоговом смысле нам грозит статус владельцев нежилого помещения, я свыкалась с обязанностями беременной во Франции. Хотя социальная пропаганда пытается уверить нас, что материнство – самое естественное состояние для женщины, я, впервые увидев две полоски на бумажной палочке, почувствовала себя в ракете, несущейся в космос. И поняла, что не только не прошла курс адаптации к невесомости, но даже не получила кратких инструкций перед стартом, где тут кнопка «Пуск», а где «Стоп». Я смотрела в иллюминатор на удаляющуюся Землю и осознавала, что моего возвращения там не очень-то ждут. Что те, кто обманом заманил меня на межпланетный корабль, а затем подло задраил люк за моей спиной, полагаются на моё чутьё – я должна сама разобраться с дискотекой мигающих кнопочек и провести межпланетную миссию «на отлично». И скорее всего, в результате я останусь жить на той планете, куда ранее улетели многие молодые работающие женщины, мои подруги и знакомые. Ведь с той планеты – это даже неопытная космонавтка знает точно – не возвращаются. Только я была не уверена: все ли туда долетают с помощью своих инстинктов или большинство всё-таки погибает при столкновении с межпланетным мусором. «Я, понятное дело, разобьюсь, нет у меня никаких инстинктов», – обречённо думала я, проходя стратосферу…