Делать детей с французом - [14]

– В Париже, да что вы говорите! Я четвёртый – четвёртый, понимаете?! – день хожу в чужой одежде? – кричала я в трубку, мысленно добавляя евроценты к ближайшему счёту Готье за телефонную связь.

– Э-э, мэдэм, это всё французская таможня, – шепелявил с другого конца директор на спринглише.

– С какой стати таможня роется в моих вещах?! – возмущалась я.

В трубке послышался стрёкот клавиш.

– У вас там какой-то рог… Или бивень. Заподозрили контрабанду. Французы очень подозрительны.

– Бивень, бивень… А-а, сувенир из Камбоджи! Настенное украшение!

– Ну, мэдэм, мы же вас предупреждали: никаких сомнительных вещей. Со слоновьей охотой сейчас всё очень строго.

– Я? Убить?! Слон??!!

– Да, это очень грустно, мэдэм. Слонов убивают, килограмм их кости стоит тысячи долларов на чёрном рынке. И если хотите знать моё мнение, мэдэм, так просто вам выкрутиться не удастся. Возможно, стоит начать привыкать ходить в чужих вещах…

Моя строптивость сразу укротилась.

– И сколько примерно времени им понадобиться, чтобы установить происхождение рога? – спросила я тише. – В смысле, чтобы убедиться, что он не слоновий и получен легальным путем?

– Кто же может знать, мэдэм. Это же французы. Рассчитывайте на пару месяцев.

– Но почему они не вернут хотя бы остальные вещи?! – проскулила я. – Пусть оставят себе этот злополучный рог для изучения!

– Это не по правилам, мэдэм. Ведь если они вернут вам груз без какой-то его части, вы подадите в суд на транспортную компанию. А мы обещали ваш доставить груз во Францию? Обещали. Доставили? Доставили. В целости и сохранности согласно накладным. Мы не хотим нести ответственность ещё и за французских таможенников. Удачи, мэдэм!

***

Перед поездкой в Шарль-де-Голль я надела самое обтягивающее платье, которое нашлось в гардеробе девушки Готье. Конечно, я не рассчитывала вызвать гендерный интерес таможенников, но надеялась сыграть на сочувствии к беременной женщине. Говорят, романские народы чадолюбивы.

– Сувенир, говорите? А у вас остался за него чек? – спросил очевидно не чадолюбивый таможенник, едва глянув на мой выпячиваемый живот.

– Слепой старик из глухой камбоджийской деревни не имел кассового аппарата, – ответила я.

Скорее всего, он не умел ни читать, ни писать и общался с миром только посредством художественной резьбы по кости.

Французский таможенник ещё сильнее заподозрил в роге слоновий бивень.

– Результаты экспертизы придут через двенадцать дней, – процедил он. – Тогда и станет понятно, привлекать ли вас по делу о подпольной торговле и браконьерстве.

– Ох! – простонала я и схватилась за живот. – О подпольной торговле?!

– Пять лет тюрьмы общего режима, штраф двадцать тысяч евро, – отчеканил он. – Но вам в вашем положении, возможно, сделают поблажку.

Ага, вот это чадолюбиво. Возможно, меня посадят под домашний арест, а с коляской будет гулять специальный соцработник. В этом даже есть свои плюсы, если разобраться… На ватных ногах я поплелась к выходу из «красной зоны».

– Двенадцать рабочих дней! – прокричал вслед таможенник.

***

Вообще-то мы хотели не снимать квартиру, а купить. Ну хоть какую-нибудь. Ну пусть даже не для себя, а в счёт будущего наследства детям. Для этого Гийом и отправился на заработки в Сингапур. Эта голубая мечта примиряла меня с вечно влажной переносицей, потными ладонями и сальными волосами, а Гийома – с разговорами о биотопливе из банановых шкурок.

На третий вечер сквотирования дивана Готье мы включили компьютеры и погрузились, каждый со своей подушки, в изучение рынка столичной недвижимости. Как он тут без нас? Не завял ли? Мы там, в Сингапуре, конечно, почитывали профильные журналы и знали про «стабильное снижение цен в лакшери-сегменте». Но подтягивается ли реальный сегмент за флагманским? Так ли резво, как наши накопления – к черте среднего класса?

Рынок чувствовал себя прекрасно, это подтвердили цены в четырёх крупных агентствах недвижимости. Сингапурских накоплений с присовокупленными досингапурскими и даже с гипотетической прибылью от залога пустующего бабушкиного участка в Лангедоке хватало на так называемую «комнату бонны» площадью семь целых семьдесят две сотых квадратных метров. Я уже стала представлять, как мы, пользуясь подсказками «Икеи», разместим в одном углу душевой поддон, в другом – конфорку и сдадим это всё неприхотливому провинциальному студенту…

– По закону нельзя сдавать жилплощадь меньше девяти метров, – не отрывая взгляда от своего монитора, сказал Гийом.

– Откуда ты знаешь, что я именно её смотрю?

Гийом глянул на меня поверх очков.

– Вероятно, потому что я тоже её смотрю. Это я просто думал вслух.

Мы вышли на тот этап отношений, когда движения души настолько синхронизированы, что в любой момент можно вычислить координаты точки, которую проходит кривая настроения партнера.

Я последовательно уменьшала метраж в запросах, пока не скатилась к складским ячейкам и парковочным местам.

– А почему бы и нет… – снова подумал вслух Гийом. – Почему бы, собственно, и не паркинг? Чего деньгам лежать напрасно, пусть хоть так пользу приносят.

***

Часто бывает, что у мужчин маленького роста большие амбиции. Это называется комплекс Наполеона. Рост Гийома выше среднефранцузской мужской нормы на два сантиметра, но на два ниже нормы среднерусской. Поэтому, когда во мне включён режим «француженка», он кажется мне высоким красивым молодым человеком с трезвым взглядом на жизнь. А когда берет своё «русская» – низеньким невротиком с непомерным эго.