Делать детей с французом - [11]

Лесли занимала важный пост в британской компании, которая никак не желала расставаться с колониальными амбициями и распустила свои эскпортные щупальца по пяти континентам. Она должна быть на посту двадцать четыре часа в сутки, из них шестнадцать – в презентабельном виде, то есть в костюме с зауженной юбкой и накладными плечиками. Ей могут позвонить в четыре утра с другого конца света с вопросом «Как проводить по накладной цистерны с денатуратом?». И она ответит. Рывком поднимет торс от матраса, нащупает на прикроватной тумбочке очки, нацепит их на маленькие ненакрашенные глазки и без запинки скажет: «Согласно пункту 312.2.47», а не то, что любой нормальный человек сказал бы в подобной ситуации. Поэтому у нормальных людей в Сингапуре развлечения ограничены китайской кондитерской и массажем пяток, а у Лесли есть атрибут абсолютного сингапурского люкса – рабочее авто в личном распоряжении.

Так вот по вторникам мы крепили детское кресло на заднем сидении её «Тойоты», с помпой проезжали по рампе нашего жилого комплекса и двигались на улицу Серангун, где в своём белоснежном величии высился ТЦ «Некс».

Но сегодня в обычной программе были изменения: по дороге Лесли высадила меня у подъезда блестящей тонированным стеклом клиники.

– Уверена, что справишься? – спросила я её, вылезая из машины.

– Ни о чем не беспокойся, – отмахнулась она и подмигнула Кьяре в зеркальце заднего вида. – Мы же подружки, правда?

Кьяра сделала страшные глаза: не мне одной казалось, что в роли бебиситтера Лесли смотрится неубедительно. За полчаса, проведенные в клинике, я мысленно написала сценарии нескольких триллеров.

Вот Лесли сидит с широко раскрытыми глазами, из её ушей валит дым, а Кьяра прыгает, используя вместо резиночки неестественно раскинутые Леслины ноги.

Вот Лесли рассказывает Кьяре про свою работу (сложности транспортировки взрывчатых и легковоспламеняющихся веществ). Или того хуже – про то, как она проводит свободное время. Детство Кьяры с этого момента можно считать безвозвратно потерянным.

Вот Кьяра упала с горки, Лесли везёт её в травмпункт, но у неё нет Кьяриных документов, она выглядит странно в своём кожаном топе с заклепками, её подозревают в похищении ребёнка и без суда и следствия бросают в сингапурскую тюрьму (из которой, как известно, невозможно выбраться), а Кьяру забирает соцслужба и сразу определяет в приёмную семью (дети европеоидного типа – редкий и лакомый продукт на рынке усыновления). Я обиваю пороги министерств, но дело засекречено, тайна усыновления действует до совершеннолетия, и лишь спустя годы Кьяра находит меня через Фейсбук. Лесли между тем образует вокруг себя команду арестанток. Они устраивают бунт, захватывают власть в тюрьме, сажают в камеры конвоиров и директора, а сами бегут в леса. Через несколько лет в малазийских газетах появляются сообщения о новом племени амазонок: они похищают мужчин и отпускают их несколько дней спустя после серии оргий. Антропологи предполагают, что лесные женщины с помощью похищенных размножаются. Я в это время иступлённо делаю карьеру. Наш брак не выдержал испытания пропажей дочери. Болезненный трудоголизм, которым я забываюсь, дал результаты: я сотрудничаю с американским «Нэшнл Джеогрэфик». Его главный редактор заинтересовался историей с малазийскими амазонками и поручает мне добиться у них интервью и фотосъемки. Дело почти невозможное, именно поэтому он обращается ко мне: всё журналистское сообщество знает, что я фанатик без страха и упрёка. Правдами и неправдами я выхожу на амазонок и получаю аудиенцию у их королевы. Та-да-да-дам! Встреча века: мы с Лесли не верим глазам, кидаемся друг к другу в объятия. Я остаюсь жить в племени: оказывается, девчонки устроили в сельве передовую коммуну с последними достижениями техники. Здесь каждый занимается своим делом, а дети растут под общим приглядом. Кьяра уже взрослая, учится в колледже Сен-Мартинс и иногда приезжает на каникулы навестить нас с Лесли, новую семью Гийома и своих приёмных родителей…

Б-р-р! Я потрясла головой, чтобы вытряхнуть из неё всякую чушь.

– Уже всё, уже всё! – ласково сказала медсестра и растерла сгиб моей руки влажной ваткой.

***

С тремя смузи в обнимку я дошла до лифта и локтем, на внутренней стороне которого белел квадратик пластыря, нажала кнопку шестого этажа. Пару мгновений пожалась перед дверью на крышу, словно желая запастись кондиционированной прохладой – а может, чтобы оттянуть момент. Ведь у меня была для Лесли новость. Такая новость, которую я побоялась сообщить ей утром в машине. Интуиция подсказывала, что после её оглашения банановый смузи будет остро нуждаться в привкусе виски, который я нашла на задворках домашнего мини-бара и перелила в сувенирную фляжку с гербом СССР. Сувениры с советской символикой Гийом оптом закупает на Измайловском рынке, но каждый раз по возвращении из Москвы оказывается, что друзей у нас меньше, чем заготовленных шапок-ушанок или гжелевских молочников. Запас подарков с каждым годом растёт, но мы не теряем надежды однажды кардинально расширить круг общения.

В этот жаркий час на крыше не было никого, кроме моих отважных девочек. Лесли сидела в узкой тени у стены, дробила зубами пластиковую соломинку и безотрывно смотрела на Кьяру – покорительницу горок. Курить Лесли позволяла себе только в специально отведённой курилке в офисе – здесь к этому относятся с большим предубеждением. Но по раскрошенной соломинке было видно, что курить ей хочется очень. Она даже не повернула головы в мою сторону.