Дела закулисные - [2]

Такова была «нормальная семейная обстановка», в которой рос Франтишек, а папашины проклятья типа: «Только война избавит нас от этой банды негодяев!» — должны были являть собой любовь к отечеству, в которой, как указывалось в автобиографии, воспитывался его сын.

Так и рос наш Франтишек, пригибаясь пониже, подобно горному стланику, и разнообразные политические течения и общественные мнения гнули и лепили его по своему образу и подобию. Франтишек научился жить тихо, не высовываться, старался по возможности никому не возражать, хотя втайне у него на все была своя точка зрения. К родителям он не испытывал ни любви, ни ненависти, но в своей любимой «Книге джунглей» он частенько обращал пытливый взор не только к Багире, Акеле и голенькому Маугли, но и к случайно обнаруженной им и спрятанной здесь фотографии изгнанной из семьи Анички, которой не знал и никогда в жизни не видел. На фото военных лет эта самая Анна Пролетарка была молодой и красивой девчонкой в купальнике (видимо, снималась где-то на городском пляже), и Франтишек обращался к ней как бы за поддержкой всякий раз, как ему казалось, что трудности переходного возраста уже вышли за пределы его терпения.

Свое будущее Франтишек представлял туманно. Правда, раз или два в жизни он возгорелся желанием вступить на лучезарное поприще служителя муз, но это было еще в те школьные годы, когда на экранах шли «Прелюдия славы» и «Зов судьбы», а несколько позже — биографический фильм «Миколаш Алеш»[1]. Увы, очень быстро выяснилось, что у Франтишека полностью отсутствует музыкальный слух, да и талантов к изобразительному искусству тоже не густо.

Из девятого класса Франтишек пошел в гимназию, потому что того желали родители, а перед окончанием гимназии подал заявление в экономический институт, ибо таково было решение папаши. «Окончишь институт и сможешь зацепиться в международной торговле, — заявил папаша в решающий момент. — Попадешь в какую-нибудь международную организацию, разок-другой съездишь за границу, а когда пошлют на Запад, там и останешься. Заживешь себе райской жизнью. Самое выгодное дело — конфекция. Намотай себе на ус: черномазые не станут бегать всю жизнь в чем мать родила, а сами пока что шить не умеют. Твое место и твоя судьба — там. Заведешь автомобиль, купишь виллу во Флориде, а нам с мамой подкинешь доллар-другой на похороны. От этих, — сказал он и сделал неопределенный жест, от этих всего можно ожидать, еще бросят в яму под забором, как самоубийц!»

Необходимо заметить, что родители Франтишека были отнюдь не молоды, единственный сын появился на свет после десятилетнего супружества, заключенного на самом рубеже среднего возраста, и потому их мысли все чаще обращались к последним, несуетным заботам. По причине того, что в своей ненависти и полном неприятии существующего строя папаша проявлял большую последовательность, газет он не читал и потому чуть было не пропустил сгустившиеся в воздухе эпохальные события и дунувший было ветер новых надежд.

В августе 1965 года Франтишек поступил в гимназию «Над штольней», а в июне 1969 года уже сдавал экзамены на аттестат зрелости. На экзамене по произвольно избранному им самим предмету — а Франтишек предпочел историю — председатель комиссии, иначе говоря заместитель директора конкурирующей гимназии имени Яна Кеплера, поинтересовался, какую роль сыграли Габсбурги в чешской истории, чем нанес Франтишеку удар ниже пояса, поскольку сформулированного таким образом вопроса в экзаменационном вопроснике не было. Франтишек, однако, не посрамил чести своего второго полусреднего веса и, слегка наклонившись, словно боксер на ринге, выдал всю историю рода Габсбургов в сжатом виде. Начав с герцогов и эрцгерцогов, он прошелся по Рудольфу I, затронул раздел на испанскую и австрийскую ветви, не забыл Рудольфа II и его знаменитые коллекции, а также Фердинанда II и Белую гору, отметил Марию Терезию и прагматические реформы, кольнул Иосифа II и его так называемый просвещенный абсолютизм, а на десерт подал мексиканскую авантюру императора Максимилиана, завершив свой экскурс падением Австро-Венгерской монархии и Отто Габсбургом. Ошеломленный председатель экзаменационной комиссии вскричал: «Я полагаю, Махачек, вы пойдете на философский?!»

Но Франтишек, который не любил противоречить вышестоящим авторитетам и лгал лишь в случае крайней необходимости, на этот раз сказал правду: «Нет, пан профессор, я пойду на экономический».

Увы, все кончилось не философским и не экономическим, куда после выпускных поступал Франтишек, а театром; но тут необходимо сразу внести ясность — в театр его взяли не практикантом-актером, не помощником режиссера и даже не суфлером, ибо все эти должности требуют таланта или опыта, Франтишек же не имел ни того, ни другого, он стал монтировщиком декораций, или, как их называют в театре, монтом.

Случилось это вот как: весной 1968 года и до ушей Франтишекова папаши дошло наконец, что вокруг что-то происходит. В очереди за мясом пан Тихий, бывший владелец игорного зала «У желудя», шепнул ему, будто там, наверху, уже тянут из последнего и мелкие предприятия собираются вернуть частнику. Подобная возможность была на грани фантастики, но тем не менее папаша поверил. По зрелом размышлении он стал выделять из скромного семейного бюджета по сто крон в месяц на мультисервис, и в их двухкомнатной дейвицкой квартирке появился телевизор марки «Даяна». С его помощью папаша снова подключился к политической жизни (некогда он был членом Народной партии), не выходя, однако, за узкие рамки Муховой улицы и близлежащих питейных заведений. Теперь Махачек-старший, сидя за кружкой «Великопоповицкого козла» или «Пльзеньского Праздроя», произносил всякие-разные слова. Более того, однажды было замечено, что он, сидя за столом своей излюбленной пивной «В амбаре», грозит кулаком опущенным железным жалюзи на ее окнах и приговаривает: «Придется вам самим поднять эти решетки, не то заставим силой! И все дела!»