Декалог - [65]

44

На автобусной станции Ханка отчаянно проталкивается к дверям автобуса на Варшаву. Спотыкаясь, поднимается по ступенькам.

Ханка. Возьмете меня? Мне необходимо…

Она настроена так решительно, что водитель без единого слова указывает ей место рядом собой.

45

Роман перед домом садится в машину. Едет на юг. Сворачивает на полосу под указателем «Краков». Начинается дождь, Роман включает дворники. Нажимает клавишу на приемнике, находит музыку, увеличивает громкость. Машина едет быстро, радио орет, шоссе в отдалении плавно сворачивает направо. Машина подъезжает к этому месту, но вместо того, чтобы слегка повернуть, мчится по прямой вперед, слетает с шоссе и врезается в окружающую какой-то завод ограду. Тишина. С противоположной стороны приближается молодой человек на велосипеде с доверху загруженным одноколесным прицепом. Увидев машину Романа, притормаживает. У велосипедиста мокрые от дождя волосы. Ограда не такая мощная, как казалось. Машина протаранила ее и оказалась почти целиком на другой стороне. Через разбитое окно внутрь попадает мелкий дождик. Роман висит на ремнях над исковерканным рулем. По окровавленному лицу стекают капли дождя. Пальцы безвольно свисающей руки распрямляются. Роман приоткрывает глаза и откидывается назад, на сиденье. Ощупью, не глядя, выключает приемник. Видит натекшую через растрескавшееся стекло лужицу. Тянется к воде губами.

Темнеет, дождь продолжает идти. Автобус проезжает мимо стоящей на обочине милицейской машины. Неподалеку от нее молодой человек; он придерживает велосипед с коляской. У Xанки полузакрыты глаза, но даже если б она смотрела в окно, вряд ли бы увидела в сгущающихся сумерках за пеленой дождя, как несколько человек грузят на огромную машину техпомощи изуродованный автомобиль. И молодого человека, садящегося на велосипед и исчезающего в темноте, тоже бы не заметила.

46

Ханка (все еще в лыжных ботинках и куртке) входит в квартиру. Зажигает свет. Тихо, пусто. Замечает на столе конверт. Берет его, чтобы, наконец, убедиться в случившемся.

47

Роман с забинтованной головой, в гипсовом корсете, лежит в палате рядом с небольшой, скудно оборудованной операционной в больнице маленького городка. Подходит молоденькая медсестра, наклоняется к нему.

Медсестра. Вы меня слышите?

Роман глазами показывает, что слышит.

Медсестра. В гостинице в Закопане вашей жены нет. Она сегодня утром уехала в Варшаву.

На лице Романа можно заметить тень улыбки.

Роман. В Варшаву… Вам не трудно? 37 20 65.

Телефонный звонок. Ханка, все еще в лыжном костюме, понимая, что телефон сообщит то, в чем она уже не сомневается, стискивает руки, чтобы не схватить трубку.

Медсестра переносит телефон поближе к Роману. Гудки в трубке не умолкают.

Медсестра. Никого нет?

Роман не обращает на нее внимания. Наконец слышит, что у него в квартире подняли трубку, слышит тихий хриплый голос Ханки.

Ханка(за кадром). Слушаю.

Роман. Ханя…

Фильм десятый

1

Весна. Ранняя — кое-где еще лежит снег, но уже пригревает солнце и по просохшим дорожкам вокруг дома гуляют матери с детскими колясками. На застекленной двери подъезда объявление в траурной рамке, сообщающее о смерти кого-то из жильцов. Маленькая однокомнатная квартирка. Одну стену целиком занимают железные шкафы, запертые на внушительные замки. Никаких ковров, салфеток, домашних растений. Только эти шкафы, большой стол да у окна кровать с табуретом, заменяющим ночной столик. И еще аквариум, в котором брюхом вверх плавают большие красные рыбки.

2

Кладбище: ровное и пустынное. Мы становимся свидетелями торжественных похорон. Нас не интересуют ни стандартные подробности обряда, ни некоторый автоматизм происходящего. Маленького роста толстяк в сером костюме держит в руке листок с заранее приготовленной речью, но, видимо, хорошо знает, чтó хочет сказать, поскольку даже не заглядывает в свою шпаргалку. Мы будем называть его «Председатель» — как вскоре выяснится, не без оснований.

Председатель …родных, работу по профессии, а, возможно, и чувства принес в жертву своей благородной страсти. Кто сейчас скажет, какого ему это стоило труда, каких лишений? Когда Корень — так мы его звали в память об оккупационном прошлом — узнавал, что может пополнить коллекцию недостающим экземпляром, его ничто не могло удержать. Ни тяготы поездки, ни расходы, ни время, которое предстояло потратить. Корень все бросал и летел осуществлять свою мечту, удовлетворять свое — в нашем кругу я не побоюсь этого слова — вожделение.

Возле самого гроба двое мужчин. Один одет с присущей солидному инженеру элегантностью: видно, что, хотя он уже немалого добился сам, еще многое у него впереди. Второй — на несколько лет моложе первого — полная его противоположность: на нем зеленая военная куртка и высокие башмаки на шнурках; длинные светлые волосы падают на небрежно повязанный шарф; взгляд живой, умный, быть может, слегка отсутствующий. Это сыновья покойно — больше родственников на кладбище нет. Братья выделяются среди остальных участников похорон: во-первых, стоят ближе всех к гробу, во-вторых, намного моложе других.

Несмотря на серьезное выражение лиц, непохожи на скорбящих, потрясенных неожиданной потерей сыновей. Председатель в завершение своей речи обращается к ним.