Декабристы - [160]

Как утешителен и сердцу сладок:

Он возвратил душе моей покой

И мысли смутные привел в порядок.

Ты прав: Христос – спаситель наш один,

И мир, и истина, и благо наше.

Блажен, в ком дух над плотью властелин,

Кто твердо шествует к Христовой чаше.

Прямой мудрец, он жребий свой вознес,

Он предпочел небесное земному,

И как Петра ведет его Христос

   По треволнению мирскому.

Для цели мы высокой созданы:

Спасителю, сей Истине верховной,

Мы подчинять от всей души должны

И мир вещественный, и мир духовный.

Для смертного ужасен подвиг сей,

Но он к бессмертию стезя прямая;

И благовествуя, мой друг, речет о ней

   Сама нам Истина святая:

«И плоть, и кровь преграды вам поставят,

   Вас будут гнать и предавать,

Осмеивать и дерзостно бесславить,

Торжественно вас будут убивать;

Но тщетный страх не должен вас тревожить —

И страшны ль те, кто властен жизнь отнять,

Но этим зла вам причинить не сможет.

Счастлив, кого Отец мой изберет,

Кто истины здесь будет проповедник».

Тому венец, того блаженство ждет,

Тот царствия небесного наследник.

Как радостно, о друг любезный мой,

Внимаю я столь сладкому глаголу,

И, как орел, на небо рвусь душою,

   Но плотью увлекаюсь долу

   Душою чистою и сердцем прав,

Перед кончиною, подвижник постоянный,

   Как Моисей с горы Навав,

   Увидит край обетованный.[651]

Это была последняя лебединая песнь Рылеева. С того времени он замолк, и кленовые листы не являлись уже в заветном углу моей комнаты».[652]

Обетованный край, о котором вздыхал Рылеев, ему пришлось увидать очень скоро.

XVIII

В мае 1826 года следствие по делу 14 декабря было закончено, и комиссия, избранная для оснований разрядов, на которые, по степени их виновности, должны были быть разделены осужденные, представила в июне месяце свой доклад верховному уголовному суду.

«Сколь ни тяжки вины, – говорилось в этом докладе, – в первом разряде означенные, но есть в числе подсудимых лица, которые по особенному свойству их преступлений не могут идти в сравнение даже и с теми, кои принадлежат к сему разряду. Превосходя других во всех злых умыслах, силой примера, неукротимостью злобы, свирепым упорством и, наконец, хладнокровной готовностью к кровопролитию, они стоят вне всякого сравнения. Комиссия признала справедливым, отделив их, составить им, с изложением всех их злодеяний, особенный список».

К числу этих лиц был отнесен и Рылеев. Виновность его определялась следующими словами:[653] «Отставной подпоручик Кондратий Рылеев 32 лет. По собственному признанию:

1. По первому пункту (цареубийства). Умышлял на цареубийство; назначил к совершению оного лица; умышлял на лишение свободы, на изгнание и на истребление императорской фамилии и приуготовлял к тому средства.

2. По второму пункту (бунт). Усилил деятельность северного общества: управлял оным, приуготовлял способы к бунту, составлял планы, заставлял сочинять манифест о разрушении правительства; сам сочинял и распространял возмутительные песни и стихи и принимал членов.

3. По мятежу (воинскому). Приуготовлял главные средства к мятежу и начальствовал в оных; возбуждал к мятежу нижних чинов чрез их начальников посредством разных обольщений, и во время мятежа сам приходил на площадь.

Примечание. Воспротивился сделанному на совещании у него предложению: разбить питейные дома, допустить грабеж и привлечь чернь во дворец».

Верховный суд приговорил Рылеева вместе с Каховским, Пестелем, С. И. Муравьевым и Бестужевым-Рюминым к четвертованию, которое потом было заменено казнью через повешение.

Рылеев, если верить одному свидетелю, не обнаружил ни малейшего признака смущения на своем лице, при выслушивании приговора.[654] Хоть он и надеялся на относительно благополучный исход дела и долго не терял надежды, но, вероятно, ко дню решения успел помириться с ужасной мыслью.[655] Все, кто видел его в последние дни, отмечали его покорное примирение с судьбой. Отец Мысловский, который часто посещал его в тюрьме, говорил, что признал в нем истинного христианина, готового положить душу свою за други своя.[656] Боясь поколебать этот душевный мир, столь облегчавший ему последние часы страшного испытания, Рылеев отказался от последнего свидания с женой, щадя и ее, и себя.

«В каземате в последнюю ночь получил он позволение писать к жене своей: он начал, – отрывался от письма, молился – продолжал писать. С рассветом вошел к нему плац-майор со сторожем, с кандалами, и объявил, что через полчаса надо идти: он сел дописать письмо, просил, чтобы между тем надевали железо на ноги. Он съел кусочек булки, запил водой, благословил тюремщика, благословил во все стороны соотчичей (?) и друга и недруга, и сказал: «Я готов идти».[657]

13 июля 1826 г.

«Бог и государь решили участь мою, – писал жене Рылеев. – Я должен умереть и умереть смертию позорною. Да будет Его святая воля! Мой милый друг, предайся и ты воле Всемогущего, и Он утешит тебя. За душу мою молись Богу. Он услышит твои молитвы. Не ропщи ни на него, ни на Государя: это будет и безрассудно, и грешно. Нам ли постигнуть неисповедимые суды Непостижимого? Я ни разу не возроптал во все время моего заключения, и за то Дух Святой дивно утешал меня. Подивись, мой друг, и в сию самую минуту, когда я занят только тобою и нашею малюткой, я нахожусь в таком утешительном спокойствии, что не могу выразить тебе. О, милый друг, как спасительно быть христианином! Благодарю моего Создателя, что он меня просветил и что я умираю во Христе. Это дивное спокойствие порукой, что Творец не оставит ни тебя, ни нашей малютки. Ради Бога, не предавайся отчаянию: ищи утешения в религии. Я просил нашего священника посещать тебя. Слушай советов его и поручи ему молиться о душе моей. Отдай ему одну из золотых табакерок в знак признательности моей, или лучше сказать на память, потому что возблагодарить его может только один Бог за то благодеяние, которое он оказал мне своими беседами. Ты не оставайся здесь долго, а старайся кончить скорее дела свои и отправься к почтеннейшей матушке. Проси ее, чтобы она простила меня, равно всех родных своих проси о том же… Я хотел было просить свидания с тобою, но раздумал, чтоб не расстроить себя. Молю за тебя и Настеньку и за бедную сестру Бога, и буду всю ночь молиться. С рассветом будет у меня священник, мой друг и благодетель, и опять причастит. Настеньку благословляю мысленно нерукотворным образом Спасителя и поручаю всех вас святому покровительству Живого Бога. Прошу тебя более всего заботься о воспитании ее. Я желал бы, чтобы она была воспитана при тебе. Старайся перелить в нее свои христианские чувства – и она будет счастлива, несмотря ни на какие превратности в жизни, и когда будет иметь мужа, то осчастливит и его, как ты, мой милый, мой добрый и неоцененный друг, осчастливила меня в продолжение восьми лет. Могу ли, мой друг, благодарить тебя словами: они не могут выразить чувств моих. Бог тебя наградит за все… Прощай! Велят одеваться. Да будет Его Святая воля.