Декабристы - [141]
Самому Рылееву Пушкин писал, что в его «Думах» встречаются стихи живые, но что вообще они слабы изображением и изложением. «Все они, – говорил он, – на один покрой составлены из общих мест: описание места действия, речь героя и нравоучение. Национального русского нет в них ничего, кроме имен (исключая «Ивана Сусанина» – первую думу, по которой начал я подозревать в тебе истинный талант)».[542]
Но кажется, что это строгое мнение Пушкина сложилось у него не сразу. В одном из его черновых писем есть любопытная заметка. В 1823 году, когда Пушкин боялся, что Рылеев отучит его от поэзии, он пишет Вяземскому: «Первые думы Ламартина в своем роде едва ли не лучше дум Рылеева; последние прочел я недавно и еще не опомнился: так он вдруг вырос».[543]
Но Пушкин в своих отзывах был все-таки ближе всех к истине, так как, действительно, первая попытка его друга перейти за границы чисто личного, лирического творчества оказалась не вполне удачной. Это произошло потому, что талант Рылеева не был талантом сильным и оригинальным, и навык писательства для него очень много значил. Его талант обнаружил себя не сразу, а креп в работе, и лучшим доказательством этому служат его «Поэмы», к созданию которых он приступил с 1824 года, когда с «Думами» литературная школа была пройдена.
XII
«Поэмы» Рылеева – это те же «Думы», но только углубленные в содержании, расширенные в размере и в художественном смысле значительно лучше выполненные. Материал к ним был собран раньше 1824 года, когда они стали появляться в печати. Увлечение Рылеева малорусской стариной направило очень рано его внимание на историю старого казачества, которое для его вольнолюбивой души было полно всяческих приманок. Страницы давней вольницы, изученные на месте, будили в нем и чувство, и фантазию.
Вместо целой галереи мифических, легендарных и исторических образов, взятых из самых различных эпох нашей жизни и очень посредственно обрисованных в «Думах», в поэмах Рылеева есть единство и цельность художественной концепции, – одна полная историческая картина, с исторически верными фигурами на первом плане, с разработанной психологией действующих лиц и с обстановкой, по частям списанной с натуры. Все это дает большой перевес поэмам Рылеева над его первыми попытками в эпическом роде.
Из поэм Рылеев успел закончить только одну – поэму «Войнаровский», остальные дошли до нас в виде отрывков.
Сюжеты всех этих исторических песен взяты из истории борьбы Малороссии за веру и свободу.[544] Этот основной боевой клич становится с каждой поэмой все сильнее и определеннее, и надо пожалеть, что кроме «Войнаровского» остальные песни остались недопетыми.[545]
Избирая Андрея Войнаровского героем целой эпической поэмы,[546] Рылеев счел нужным познакомить читателя с этой мало известной личностью, и потому в издании, которое было напечатано в Москве осенью 1825 года, он поместил несколько пояснительных приложений. Поэма открывалась посвящением А. А. Бестужеву. Рылеев говорил своему другу много нежностей и в последних строках – желая заранее оградить себя от его строгого суда – признавался открыто, что в его поэме «нет искусства», но что в ней есть живые чувства, и это потому, что он – Рылеев – «не поэт, а гражданин». За посвящением следовала краткая биография Мазепы, составленная А. Корниловичем – также другом Рылеева и вскоре декабристом. За этой биографией следовала другая – жизнеописание самого Андрея Войнаровского, составленное А. Бестужевым. Из этой краткой биографии читатель узнавал, что Андрей Войнаровский был родной племянник Мазепы и был послан Мазепой в Германию учиться наукам и иностранным языкам. Европейски образованным человеком вернулся он на родину и поступил на службу к своему дяде. Он стал участником тайных замыслов Мазепы, и как враг России, действовал в Турции и в Крыму. Одно время он был коронным воеводой в Царстве Польском, а затем, когда Мазепа проиграл свое дело и умер, Войнаровский проживал в Вене, Бреславле и в Гамбурге. Его образованность и богатство ввели его в самый блестящий круг дворов германских. Намереваясь отправиться в Швецию для получения с Карла занятых им у Мазепы 240000 талеров, он приехал в 1716 году в Гамбург, где и был схвачен на улице магистратом, по требованию российского резидента. Однако же, вследствие протеста венского двора, по правам нейтралитета, отправление его из Гамбурга длилось долго, и лишь собственная решимость Войнаровского отдаться милости Петра I предала его во власть русских. Он представился государю в день именин императрицы, и ее заступничество спасло его от казни. Войнаровский был сослан со всем семейством в Якутск, где и кончил жизнь, но когда и как – неизвестно. Знаменитый ученый Миллер, в бытность свою в Сибири, в 1736 и 1737 годах, видел Войнаровского в Якутске, но уже одичавшего и почти забывшего иностранные языки и светское обхождение.
