Декабристы - [131]

При таком вспыльчивом и воинственном темпераменте, при таких мечтаниях о служении обществу и о борьбе с разными «утеснителями», жизнь честного человека в Петербурге не могла представлять большой прелести.

Для Рылеева она протекала в трудах ради куска хлеба и занятиях литературных, которым он отдавался со страстью.

С первых же шагов петербургской жизни он, впрочем, нашел себе чиновную работу по душе. Еще в 1820 году он был избран дворянами в заседатели петербургской палаты уголовного суда. К простому народу, с которым ему пришлось столкнуться, исполняя эти обязанности заседателя, он всегда чувствовал влечение, и теперь получил возможность выступать защитником его интересов.[473]

Как помещик, он был очень мягок, и мужики его, были хоть и бедны, но «избалованы».[474]

«При вступлении моем в общество, – писал Рылеев в своих показаниях,[475] – там сказано было, что свобода крестьян есть одно из первейших условий общества и что в обязанности каждого члена склонять умы в пользу оной». Как в этом направлении Рылеев работал в обществе – у нас сведений мало. Известно, что он вместе с Пущиным, Нарышкиным, Тучковым, бар. Штейнгелем и другими принимал участие в обсуждении крестьянского вопроса который был поставлен на очередь Н. И. Тургеневым.[476] Е. Якушкин утверждает, в своих воспоминаниях о Рылееве, что к проекту конституции М. [Н. М. – Ред.] Муравьева Рылеевым была сделана заметка, из которой видно, что он ратовал за наделение крестьян не только огородной, но и полевой землей. Как та, так и другая должны были поступить в их собственность.[477]

Есть у нас, впрочем, одно свидетельство, которое указывает, что, помимо рассуждений на эту тему, Рылеев иногда активно заступался за крестьян. Н. Бестужев в своих воспоминаниях говорит о каком-то «мнении», которое Рылеев подал об известном «деле разумовских крестьян». Дело это возникло в 1821 году по поводу беспорядков и ослушания крестьян гр. Разумовского в его имении Гостилицах, ораниенбаумского уезда; крестьяне, изнуренные оброком и ненавидевшие бургомистра, отказали в повиновении и были усмирены силой. Дело решалось Санкт-Петербургской уголовной палатой,[478] куда Рылеев, вероятно, и доставил свое мнение.[479] «Мнение Рылеева о сих несчастных, – пишет Бестужев, – было написано с силой чувствований, защищавших невинное дело. Император, вельможи, власти, судьи – все были против; один Рылеев взял сторону угнетенных: и это его мнение будет служить вечным памятником истины, свидетелем, с какой смелостью Рылеев говорил правду».[480]

О том, как усердно и успешно Рылеев отстаивал интересы низшей братии, мы имеем свидетельство Н. Бестужева, который говорит, что сострадание Рылеева к человечеству, нелицеприятие, пылкая справедливость, неутомимая защита истины – сделали его известным в столице, и что даже между простым народом имя и честность его вошли в пословицу.[481] На этом ответственном посту Рылеев оставался четыре года и покинул палату уголовного суда в 1824 г., по каким причинам – неизвестно.[482]

В этом же году он поступил на службу в Российско-американскую компанию правителем канцелярии. Идейного в этой новой службе было крайне мало: компания управляла торговыми оборотами русских колоний в Америке, и на Рылееве лежала скучная секретарская часть. Он вел свое секретарское дело очень аккуратно и ревностно, так что в виде награды ему даже поднесли очень ценную енотовую шубу; но, конечно, во всем этом для Рылеева привлекательного было мало,[483] и взял он должность, вероятно, потому, что после смерти матери денежные его дела еще больше пошатнулись, а служба в компании была довольно прибыльна.[484] На этой службе он оставался до самого 14 декабря, хотя, как утверждает Греч, «под конец валил через пень колоду, одурев от либеральных мечтаний».[485]

VIII

Литературные связи Рылеев завязал в Петербурге еще в первый свой приезд в 1820 году, и затем эти связи быстро крепли и расширялись. Молодого даровитого поэта петербургские литераторы быстро оценили и гостеприимно открыли ему страницы всех видных журналов. В два-три года он из «начинающих» попал в первые ряды словесных работников, а затем – с выходом в свет «Полярной звезды»,[486] которую он редактировал вместе с Бестужевым, и в особенности после напечатания «Дум» и «Войнаровского» – в ряды литературных аристархов. Впрочем, еще до этих побед «вольное общество любителей российской словесности», – кружок молодых литераторов, издававших один из лучших тогдашних журналов («Соревнователь Просвещения и Благотворения») – избрало Рылеева в 1821 году своим членом,[487] а в декабре 1822 года членом цензурного комитета на 1823 г., – что свидетельствует о доверии, какое к нему – ничем еще себя не заявившему – питали литераторы.[488]

Эти молодые собратья по перу были почти все его приятели,[489] и он мог гордиться дружбой лучших людей того времени: быстро, как человек и как писатель, завоевал он себе симпатии Пушкина, Грибоедова, Баратынского, Дельвига, Мицкевича,[490] не говоря уже о тех людях, с которыми, как например, с А. А. Бестужевым, его помимо дружбы связывала общность политических интересов. Если среди этих безликих ему лиц мы с первых же годов его жизни в Петербурге встречаем и Булгарина и Греча, то этому не следует удивляться. В начале двадцатых годов их репутация, литературная и иная, еще не пострадала, за молодежью они ухаживали, и начинающие писатели в их кабинетах назначали друг другу нередко свидания. Рылеев был близок с Булгариным и одно время питал к нему, кажется, очень нежное чувство дружбы; оно продолжалось довольно долго, и – странно – даже тогда, когда политическое и общественное миросозерцание Рылеева вполне определилось.