Декабристы - [59]
Михаил Бестужев-Рюмин появился на свет 23 мая 1801 года в имении родителей — деревне Кудрешки Горбатовского уезда Нижегородской губернии>>{424}. Точная дата его рождения стала известна сравнительно недавно: при поступлении на службу семнадцатилетний Бестужев-Рюмин прибавил себе два года, и поэтому в документах появились разночтения.
Он был пятым, младшим ребенком отставного городничего города Горбатова. До пятнадцати лет жил вместе с родителями в Кудрешках, потом семья переехала в Москву>>{425}.
Об отце декабриста Павле Николаевиче мало что известно. К. Н. Бестужев-Рюмин, ссылаясь на семейные предания, писал, что тот был необразован, небогат, а по характеру жесток и деспотичен. Младшего сына бывший городничий, судя по всему, не жаловал: в 1824 году не дал ему согласия на брак с племянницей декабриста В. Л. Давыдова, а в 1826-м, узнав о казни, заявил: «Собаке собачья смерть»>>{426}.
Зато мать Екатерина Васильевна, родившая Михаила в 40 лет, любила его — поздний ребенок>>{427}. Скорее всего, именно поэтому мать долго не хотела отпускать его из дому, хотя старшие ее сыновья учились в Благородном пансионе при Московском университете. О его казни мать, к счастью, не узнала — умерла в конце 1825 года.
Исследователи считали, что Бестужев-Рюмин был недостаточно образован. К примеру, Е. Н. Мачульский утверждал: «В отличие от многих участников движения, получивших блестящее воспитание и образование в Москве или в Петербурге, М. П. Бестужев-Рюмин вырос в деревне, в дворянской семье, имевшей средний достаток, заброшенной в глухую провинцию и, несмотря на знатность своего рода, обреченной на забвение вдали от шумной столичной жизни»>>{428}.
При ближайшем рассмотрении это совсем не так. Будущий декабрист, как и многие его ровесники, получил вполне приличное домашнее образование. Сначала его воспитывал француз-гувернер, потом наняли преподавателей, иностранных и русских, в том числе известных профессоров Московского университета.
На следствии Бестужев-Рюмин показывал: «Старался я более усовершенствоваться в истории, литературе и иностранных языках. Готовился я быть дипломатом». Либеральные убеждения, по его словам, сформировались поначалу благодаря «трагедиям Вольтера», затем — чтению трудов «известных публицистов» и стихов А. С. Пушкина>>{429}.
В 1818 году семнадцатилетний Бестужев-Рюмин, прибавив себе два года, держал экзамен на офицерский чин в самом привилегированном военном учебном заведении России — Пажеском корпусе. На экзамене ему следовало показать достаточные для гвардейского офицера знания французского и немецкого языков, истории, географии и математики. Кроме того, готовясь к экзамену, Бестужев-Рюмин, по его словам, «тщательно занимался естественным правом, гражданским, римским и политическою экономиею»>>{430}.
Для получения чина после экзамена ему надлежало определенный срок «находиться на действительной военной службе». В том же году Бестужев-Рюмин — юнкер лейб-гвардии Кавалергардского полка. Там он служил полтора года, стал эстандарт-юнкером, но в офицеры так и не вышел. С марта 1820-го Михаил — подпрапорщик лейб-гвардии Семеновского полка — по мнению К. Н. Бестужева-Рюмина, инициатором перевода его дяди был командир кавалергардов Н. И. Де-прерадович: «…недовольный его посадкою, просил взять его в другой полк»>>{431}.
Это маловероятно. Скорее уж причиной перевода стало «нескромное» поведение эстандарт-юнкера>>{432}. Во всяком случае, в 1819 году приказом по полку он «на три раза» был «наряжен не в очередь» дежурным по эскадрону «за незнание своего дела». И, как показало исследование Е. Н. Мачульского, подобного рода взыскания Бестужев-Рюмин получал нередко.
Однако офицером будущий декабрист не стал и на новом месте службы. В октябре 1820 года начались «беспорядки» в Семеновском полку; в итоге полк раскассировали, большинство солдат и офицеров перевели в армию. Для Бестужева-Рюмина это была серьезная карьерная неудача: гвардейские офицеры имели преимущество в два чина при переводе в армию, а подпрапорщика на вполне законных основаниях перевели «тем же чином». Почти два года службы в гвардии пропали даром.
Об отношении знакомых к событиям конца 1820 года в связи с судьбой Бестужева-Рюмина известно из частной переписки. К примеру, один из друзей семьи, петербуржец, писал родственнику-москвичу: «Бестужева назначили в Полтавский пехотный полк, который стоит в Полтаве… жаль его, бедного. Также этот случай крайне огорчит Павла Николаевича и Катерину Васильевну, но что делать; по крайней мере, они должны утешиться тем, что это участь общая и наказание сие не лично им заслужено. Кажется, и он сделался поскромнее — чувствует, что некоторым образом сам виноват; ибо если [бы] лучше себя вел в кавалергардах, то не имел бы надобности переходить в Семеновский полк»>>{433}.
Сам же Бестужев-Рюмин сообщал родителям: «Сию минуту еду в Полтаву. Долго ли пробудем, неизвестно, есть надежда, что нас простят. Ради Бога, не огорчайтесь, карьера может поправиться. В бытность мою в Петербурге не успел заслужить прежние вины, но новых не делал и впредь всё возможное старание употреблю сделаться достойным вашей любви. Прощайте. Бог даст, всё переменится»
