Декабристки. Тысячи верст до любви - [73]

Но Мария Николаевна не оставила попыток помочь дочери обрести счастье и в конце концов нашла ей третьего жениха. Михаил сомневался, что Нелли согласится снова выходить замуж, а когда узнал из письма родителей, что свадьба все-таки состоялась, опасался, как бы и этот брак не принес его сестре новую боль. Но судьба наконец смилостивилась над дочерью Волконских, и она, как вскоре стало известно Михаилу из ее собственных писем, не только не жалела о своем новом браке, но и как будто бы забыла обо всех прошлых бедах. Письма ее были полны радости и желания поделиться ею с братом, а заодно и со всем миром, а когда, приехав в Петербург и узнав, что Нелли с мужем теперь тоже живет там, Михаил Волконский встретился с ней, сестра показалась ему такой же счастливой, какой он помнил ее в детстве и юности, до первого замужества.

– У Нелли действительно все хорошо, она очень счастлива, – повторил он еще раз и с радостью заметил, как окончательно потеплели настороженные глаза матери. Многие годы она винила себя в том, что два раза ошиблась, выбирая мужей своей дочери, и эти ошибки принесли той столько горя. Хотя Мария Николаевна вообще была склонна винить себя во всех несчастьях и неприятностях, с которыми сталкивались ее дети, и пытаться сделать их жизнь как можно лучше. В детстве Михаил только удивлялся, откуда у нее взялось такое сильное убеждение, что она ответственна за все, что происходит с ним и с Еленой, однако позже, узнав, что до него у родителей было двое рано умерших детей, понял все. Первенца Николая мать оставила у родственников в Петербурге, когда решила ехать к отцу в ссылку, и он умер через год после этого, а ее второй ребенок, родившаяся уже в Чите дочь Софья, и вовсе прожила только один день. Стоило ли удивляться, что о двух своих следующих детях Мария заботилась с утроенной силой, стараясь помощью им искупить свою вину перед старшими сыном и дочерью? Особенно перед брошенным сыном, который, как ей казалось, мог бы выжить, будь она рядом с ним, а не за тысячи верст от него… Михаил и Нелли понимали это очень хорошо – так же, как и то, почему мать винила себя во всех выпадавших на их долю неприятностях. Потому и старались как можно меньше жаловаться ей на свои проблемы и как можно чаще радовать ее любыми, даже самыми мелкими удачами. А Мария все равно продолжала переживать из-за них и чувствовать себя ответственной даже за то, что удач, по ее мнению, у детей было недостаточно много…

Михаил хотел добавить еще пару слов о жизни Елены в столице, но тут в комнату вернулся Сергей Волконский.

– В столовой уже затопили, через четверть часа там будет тепло и все будет готово, – сказал он, подсаживаясь к камину. – За Якушкиным я тоже послал. А пока, – повернулся Волконский к Мише, – расскажи, что нового в столице?

– Он сказал, что у Нелли все прекрасно, – вставила Мария, и ее супруг расплылся в улыбке:

– Это замечательно, девочка уже давно заслужила счастье! Но ты сказал, что приехал по делу, Миша?

Старый Волконский смотрел на сына с тщательно сдерживаемым нетерпением. Как ни заботила его судьба дочери, он ждал от Михаила и других новостей. И, как показалось Волконскому-младшему, отец уже почувствовал, что привезенные им известия окажутся очень важны для него и для всей его семьи – настолько важны, что изменят всю их жизнь. Больше оттягивать то, ради чего он снова оказался в Сибири, было нельзя, и, собравшись с духом, Михаил осторожно начал:

– Этой зимой умер царь Николай. В феврале. На престоле теперь его старший сын, Александр Второй…

Супруги Волконские переглянулись. На их лицах появилось сильнейшее удивление, словно они считали императора вечным и никогда не задумывались о том, что он, как и все люди, тоже может отправиться в мир иной. Однако, к огромной радости Михаила, эта неожиданная новость не вызвала у его родителей слишком сильного волнения. Ни отцу, ни матери не стало дурно, и он понял, что может продолжить разговор, не опасаясь за их здоровье.

– Значит, этой зимой? – переспросила Мария Волконская. Ее сын кивнул.

– Почти тридцать лет… – тихо сказал ее муж, и в комнате снова воцарилось молчание. Старшие Волконские думали об этом названном Сергеем огромном сроке. Тридцать лет назад, когда оба они покидали столицу и навсегда уезжали в Сибирь, этот срок показался бы им вечностью. А теперь вдруг пожилые супруги обнаружили, что три десятилетия, наполненные каторжными работами и жизнью на поселении, пролетели для них совсем быстро…

Большинства ссыльных, приговоренных к каторге вместе с Волконским, уже не было в живых. Только сорок три человека жили в Иркутске, Ялуторовске и еще нескольких городах, кто – с семьей, кто – в одиночестве. Почти обо всех Волконские знали благодаря письмам Ивана Пущина, который старался поддерживать связь с каждым из бывших соратников. И теперь Мария и Сергей перебирали в памяти их имена, пытаясь представить, как тот или иной из поселенцев встретит новость о смерти человека, которого они когда-то считали своим главным врагом. Сергей Трубецкой до сих пор был опечален смертью жены Екатерины, скончавшейся полтора года назад, но находил утешение в подрастающих детях: после того как супруги окончательно распрощались с надеждой иметь ребенка, их мечта неожиданно сбылась – на свет появилась первая долгожданная дочь Александра, а потом еще две дочери и сын. Третий год гостил в их семействе Иван Якушкин, постепенно слабеющий от одолевавших его бесконечных болезней. Счастливо жил в Ялуторовске Евгений Оболенский с женой Варварой, превратившейся вскоре после свадьбы из простой горничной в важную светскую даму, и девятью детьми. По-прежнему жил по соседству с ними, став почти что членом их семьи, Иван Пущин. Умер недавно Василий Давыдов, но его жена Александра по-прежнему жила в Красноярске, где подрастали ее семеро младших детей, родившихся в Сибири, и куда один за другим переселялись старшие. Умер Иосиф Поджио, так и не смирившийся до конца жизни с тем, что его супруга Мария согласилась на развод и вышла замуж за другого. Еще раньше умерли Никита и Александра Муравьевы…