Деды и прадеды - [60]
Серафима охнула при виде выгибающейся дугой внучки и маленькой правнучки, но Текля только шепнула:
— Годи! Зачекай, нема часу! Прими дитину я подивлюсь у xaii, ти тшьки обережно.
Серафима осторожно взяла на руки внучку а Текля быстро положила руки на лицо Тасе, стала что-то приговаривать, гладить лоб правнучки, чьё лицо пошло бело-лиловыми пятнами, такими дикими, невозможными на смуглой коже. Тася открыла глаза:
— Бабуся!
— Да, доню, да. Усе буде добре, дитина, заспокойся, маленька.
— А де Зосечка?
— Тут, Тася, у мене, — сказала Серафима, стоя у окна.
— Бабуся, менi щось недобре, я наче знепритомнiла.
— Зараз, зараз, Тасю, зараз всё-всё буде добре, — сказала Текля. Она быстро обняла внучку, повела Тасю к сундуку напротив кровати, осторожно положила ее:
— Ти почекай, вiдпочинь тут, я тут подивлюсь трiшечки.
И тут начался разгром. Откуда только силы взялись у старой Текли, непонятно. Она вихрем металась по тесной комнатушке и быстро-быстро сбрасывала все вещи на середину. Полетели подушки, одеяла, из шкафа была вышвырнута вся одежда.
Вася, который догадался позвать Тасиных бабушку и прабабушку из Торжевки, стоял в раскрытых дверях и в изумлении смотрел на творившееся сумасшествие. Все четыре часа по обратной дороге, пока они, поскальзываясь в темноте, шли по весенней распутице, Текля и Серафима безо всякой пощады терзали его вопросами — что случилось, как случилось, кто, когда, куда заходил, были ли какие-то гости, что ела Зося, с кем играла, где была — по часам. Они шли без передышки, как заведённые, эти старухи, быстро перешёптываясь и всё более мрачнея. Теперь же посреди вихря падающих простыней, подушек, платков, платьев они были как-то зло веселы и спокойны.
Вдруг раздался треск разрываемой ткани. Одним рывком вспоров накидку подушек, Текля вывернула перо на расстеленные в центре комнатушки вещи. Белый снег завихрился по комнате, а Текля, не обращая ни малейшего внимания на чудовищную разруху, стала клюкой что-то вынимать из кучи пера. Маленький, не больше детского кулачка, комок вывернулся из перьев.
Клюка пробила бумажную обертку, и резкая вонь распространилась по комнатушке — горелый волос, что-то ещё мерзкое, грязное, невыносимо противное.
— Так, мамо, це воно! Так, обережно! — шепнула Серафима, глядя на находку Текли.
Текля быстро пошла к Васе, не глядя на его оторопь, взяла из его рук узелок, развязала, достала бутылку, зубами открыла пробку и плеснула на этот комок. За стенкой закричали. Текля недобро улыбнулась, её приветливое лицо стало очень сосредоточенным, глаза вспыхнули каким-то безумным прищуром.
Опять вскрик за стенкой, а Текля, прибавив света в пятилинейке, продолжала читать свои сказочки, заворачивая кочергой комок в простынь, поливая всё это водой.
— Сынок, принеси совок, — попросила она ошалевшего Васю, открыла дверцу печи, разворошила прогоревшие угли, подбросила туда приготовленной щепы, раздула огонь и быстро положила свёрток прямо в загудевшее пламя.
Опять ссутулившись и как-то снова уменьшившись в размерах, Текля подошла к Серафиме, взяла Зосечку на руки:
— Ну що, дитина, просинайся, ргдненька, просинайся, треба щось покти, ми для тебе багато чого смачного принесли! — и с улыбкой посмотрела в глазки проснувшейся внучки.
Через пару часов, сырым утром, на огороде у Добровских горел яркий костер. Поднявшийся ветерок гнал дым прочь, в ярком пляшущем огне горели одеяла, подушки, одежда, всё, что так беспощадно порвала Текля. Вася время от времени плескал керосином в огонь, и тогда пламя с гулом подпрыгивало, съедая очередную тряпку.
К вечеру Зосечка и Тасечка поправились. А Вася пошёл к матери. Что он говорил Ульяне — неизвестно, но крик стоял великий. А потом, вернувшись, он рассказал, что Христина слегла.
Ещё через два дня приехали Гнат и Зиновий Томашевские.
Они помогли выйти Христине, подняли её на подводу, придерживая за перевязанные плечи. Ульяна вынесла кожухи, стараясь потеплее укрыть тётку. Христина была спокойна и тиха, её серо-лиловые покусанные губы что-то беззвучно шептали, а левой рукой она растирала правую отнявшуюся руку.
Подвода медленно выехала из двора. Гнат закрыл покрытые зеленоватым мхом старинные дубовые ворота, посечённые пулями.
Поднимался новый день.
Морось висела в воздухе, густо сея влагу на землю. Одуряющие запахи пробивающейся зелени, оттаявшей земли, просыпавшейся природы, влажный туман сделали видимым каждое движение весны.
Ульяна стояла у раскрытой калитки, держась за сердце. Она провожала глазами удалявшуюся подводу, думая о том, что впереди у неё осталась вся жизнь.
Глава 12
Человек без лица
Люди привыкают ко всему. К войне, к смерти, к любви, к ненависти. Они живут, вживаются в эти чувства, какими бы сильными эмоциями ни испытывала их жизнь. Но пути Господни неисповедимы, и испытывает Он, казалось, уже закалённые-перезакалённые до фиолетовых искр сухой стали сердца, и рвутся души, вырываются из привычки, снова вспыхивают огнями…
Маленькая Зосечка — очень хорошая девочка. Маленькой Зосечке почти три с половиной годика, на дворе декабрь 1949-го. Ее любят папа Вася и мама Тася, ещё у Зосечки есть кошка Мурка, а у кошки Мурки есть котятки Пуц, Мурц и Куц. У Зосечки рыжеватые волосы, как у папы, а глаза — удивительной смеси — мамин тёмно-карий не смог победить синеву отцовых глаз, и перемешались цвета эти в удивительные зелёные глаза с карими и янтарными крапинками.
В Германии стоит аномально жаркая весна 2018 года. Тане Арнхайм – главной героине новой книги Лейфа Рандта (род. 1983) – через несколько недель исполняется тридцать лет. Ее дебютный роман стал культовым; она смотрит в окно на берлинский парк «Заячья пустошь» и ждет огненных идей для новой книги. Ее друг, успешный веб-дизайнер Жером Даймлер, живет в Майнтале под Франкфуртом в родительском бунгало и старается осознать свою жизнь как духовный путь. Их дистанционные отношения кажутся безупречными. С помощью слов и изображений они поддерживают постоянную связь и по выходным иногда навещают друг друга в своих разных мирах.
У героини романа красивое имя — Солмарина (сокращенно — Сол), что означает «морская соль». Ей всего лишь тринадцать лет, но она единственная заботится о младшей сестренке, потому что их мать-алкоголичка не в состоянии этого делать. Сол убила своего отчима. Сознательно и жестоко. А потом они с сестрой сбежали, чтобы начать новую жизнь… в лесу. Роман шотландского писателя посвящен актуальной теме — семейному насилию над детьми. Иногда, когда жизнь ребенка становится похожей на кромешный ад, его сердце может превратиться в кусок льда.
Книга Р.А. Курбангалеевой и Н.А. Хрусталевой «Истории из жизни петербургских гидов / Правдивые и не очень» посвящена проблемам международного туризма. Авторы, имеющие большой опыт работы с немецкоязычными туристами, рассказывают различные, в том числе забавные истории из своей жизни, связанные с их деятельностью. Речь идет о знаниях и навыках, необходимых гидам-переводчикам, об особенностях проведения экскурсий в Санкт-Петербурге, о ментальности немцев, австрийцев и швейцарцев. Рассматриваются перспективы и возможные трудности международного туризма.
Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.
После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.
Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.