Дедушкин родник - [39]

— Уважаемый Матвей Максимович! Рапортует ученица первого класса Анастасия Гондырева. Уроки на завтра приготовлены. В доме прибрано, суп сварен. Отец на ферме, мама с Максимом у соседей. Рапорт сдан!

Мати в изумлении уставился на сестру. И когда только успела она этому научиться — в школу-то еще двух месяцев не ходит! Верно, высмотрела у старших ребят. Ох, шустра!

— Рапорт принят! — улыбнулся Мати.

Он подхватил сестренку под мышки, хотел подбросить вверх, как делал бывало, но она вырвалась, сказала, нахмурившись:

— Да ну тебя, агай[4], ты все думаешь, что я маленькая!..

— А какая же ты? Вот примут в пионеры, тогда считай, что большая. Я-то к тому времени буду уже в комсомоле…

— Выходит, я тебя никогда не догоню?

— Ладно, мы с тобой этот вопрос после обсудим, а сейчас пообедаем — и айда. Дни теперь короткие, дотемна надо обернуться.

Вскоре брат и сестра уже шагали вдоль деревни. У него за спиной был пестерь[5], у нее — котомка.

Пройдя пол-улицы, поравнялись с покосившимся домом в два окошка. Мати, смущенно взглянув на сестру, сказал нарочито небрежным тоном:

— Может, позовем с собой Мани? Зайди покличь ее. Я пойду потихоньку, догоните.

Насти свернула на тропинку, протоптанную в снегу. Заходить в избу ей не пришлось: Мани как будто поджидала ее во дворе, и не успела Насти открыть калитку, как Мани спросила:

— Уже собрались? Ты под рябину торбу взяла? Погоди, я тоже возьму. — Она метнулась в сарай и тут же вышла с небольшим мешком в руках. — Пошли.

«Как же Мани догадалась, что мы с братом идем по рябину?» — удивилась Насти.

Откуда ей было знать, что сегодня, возвращаясь из школы, Мати перемолвился с Мани словечком?..

На улице Мани взяла Насти за руку, и они чуть не бегом пустились догонять Мати. Они увидели его за околицей, он стоял посреди дороги, как кол, оставшийся без изгороди.

— Чего так долго? — нетерпеливо спросил он.

— Когда ждешь, всегда кажется, что долго, — отозвалась Мани.

Больше до самого леса они не разговаривали и даже вроде бы не замечали друг друга.

Зато Насти говорит и говорит не умолкая. Можно подумать, что ей, бедняге, неделю не давали рта раскрыть, вот она и старается наверстать упущенное. Ей невмоготу размеренно шагать рядом с братом, она скачет, как жеребенок, то вперед забежит, то отстанет.

Сырой снег, выпавший утром, прилипает к подошвам, на дороге отчетливо видны три цепочки темных следов.

У кривой березы Мати свернул с дороги в лес. Девочки — за ним.

Тихо в лесу. Синицы и сороки, видимо, уже перекочевали поближе к людям. Деревья стоят — не шелохнутся. Засохшая трава, присыпанная снегом, не шуршит под ногами. Зато, если наступишь на сухую хворостину, как будто выстрел раздастся в морозном воздухе — поневоле вздрогнешь.

Прошли небольшой ельник. Стали попадаться рябины. Под ними на снегу краснели ягоды, издали они казались горячими искрами, и было странно, что они лежат на снегу, а не растопили его до самой земли.

— Это сойки клевали рябину, — сказал Мати. — Опередили нас. Птицы в лесу хозяева, когда вздумают, тогда и едят. А мы тут у них в гостях.

Но вскоре Мати забыл, что он в гостях. Подойдя к молоденькой тонкой рябине, он подпрыгнул, ухватился за ствол, наклонил его и сказал по-хозяйски:

— Рвите!

Девочки сорвали по кисти, поднесли ко рту.

— Хороша, а все-таки рябину не сравнишь с малиной, — сказала Мани.

— У рябины свой вкус, — возразил Мати.

Его поддержала сестра:

— Фкушно! — проговорила она с набитым ртом.

— Тогда рвите, да побыстрее, — скомандовал Мати.

— А ты, агай?

— Я буду держать.

Девочки проворно принялись за дело. И Мати свободной рукой достает до ближних кистей.

Насти — все игра. Каждую кисть рябины, прежде чем положить в котомку, она подносит ко рту, сощипывает губами несколько ягод и катает их во рту, покуда они не согреются. Потом надкусывает их, рот наполняется горьковато-кислым соком, и Насти, запрокинув голову, счастливо смеется.

Мани тоже высыпала в рот целую горсть ягод и тоже рассмеялась. Мати коротко взглянул на нее. Разрумянившиеся щеки девочки были ярче самой красной рябины.

Мати отпустил ствол.

— Хватит! Надо и птицам оставить. Пойдемте на другое место.

Прежде чем уйти, Мати, изо всех сил напирая плечом, помог рябине выпрямиться, иначе другие деревья будут заслонять от нее солнечные лучи, и она может зачахнуть.

Как лось, пробивался Мати через кусты. Девочки шли следом. Впереди показался просвет, и ребята вышли на поляну.

На краю поляны рос большой старый клен. Ели, пихты и осины подобрались из леса совсем близко к клену, но встать впереди него не осмелились. Лишь одну рябину пропустил клен вперед, а может быть, она сама сумела проскочить мимо него и, оказавшись на просторе, выросла в большое могучее дерево с толстым стволом и привольно раскинувшейся кроной.

Мати скинул с плеч пестерь, взобрался на рябину, стал срывать и кидать вниз тяжелые кисти. Девочки быстро наполнили обе котомки и пестерь.

Пора было возвращаться домой, но Мати, спустившись с дерева, топтался вокруг него, не зная, как быть…

Время от времени он опускал руку в карман и нащупывал колечко. И каждый раз ему казалось, что оно обжигает ему пальцы.