На станции столпились провожающие. Когда подали состав и со скрежетом приоткрылись двери товарных вагонов, все притихли. Но вот вскрикнула какая-то женщина, за ней другая, и скоро горький плач детей и взрослых заглушил шумное дыхание паровоза.
— Родные вы наши, деточки…
— Милые вы мои, да куда же вас теперь…
— Посадка! Посадка началась! — выкрикнул кто-то тревожно.
— Ну, вы, скоты, шевелитесь! — Полицейский подталкивал девочек к деревянному трапу вагона.
Ребята, понурые и обессилевшие от жары, с трудом влезали в тёмные, душные коробки. Взбирались по очереди, подгоняемые немецкими солдатами и полицейскими. Каждый нёс узелок, чемоданчик или мешок, а то и просто свёрток с бельём и продуктами.
Один черноглазый, загорелый и крепкий мальчик был без вещей. Поднявшись в вагон, он не отошёл от двери, а встал сбоку и, высунув голову, принялся с любопытством рассматривать толпу провожающих. Его чёрные, похожие на крупные смородины глаза светились решимостью.
Черноглазого мальчика никто не провожал.
Другой, рослый, но, видно, сильно ослабевший паренёк неловко закинул ногу на лесенку, приставленную к вагону.
— Вова! — окрикнул его взволнованный женский голос.
Вова замешкался и, оступившись, упал, загородив дорогу.
Задержка рассердила полицейского. Он ударил мальчика кулаком:
— Шевелись, болван!
Черноглазый мальчик тотчас подал Вове руку, принял от него чемоданчик и, зло покосившись на полицейского, громко сказал:
— Ничего! Крепись друг!
У соседних вагонов шла посадка девочек. Здесь было ещё больше слёз.
— Люсенька, береги себя, — повторял пожилой железнодорожник, но видно было, что и сам он не знает, как это сможет сберечь себя его дочка там, куда её везут. — Ты смотри, Люся, пиши.
— И ты тоже пиши, — сквозь слёзы шептала белокурая голубоглазая девочка.
— Узелок-то, узелок возьми! — раздался растерянный голос.
— Береги себя, детка!
— Хлеба хватит ли?
— Вовочка! Сыночек! Будь здоров! Крепись! — терпеливо повторяла пожилая женщина. Слёзы не давали ей говорить.
— Не плачь, мама! Не надо, я вернусь, — сдвинув брови шептал ей сын. — Я сбегу, вот увидишь!..
Скрипя, одна за другой задвинулись широкие двери товарных вагонов. Плач и крики слились в один громкий протяжный стон. Паровоз засвистел, выбросил сизый фонтанчик пара, дрогнул, рванулся вперёд, и вагоны — красные, желтые, серые — медленно поплыли, мерно отсчитывая колёсами стыки рельсов.
Провожающие шли возле вагонов, всё ускоряя шаг, потом побежали, махая руками, платками, фуражками. Они плакали, кричали, ругались. Поезд уже миновал станцию, а толпа, окутанная дымкой серой пыли, всё ещё стремилась вслед за ним.
