Дедушка и музыка - [5]
И мне тут же захотелось сходить за ведрами и первый раз в жизни самому достать воды из колодца.
9
Оказывается, мальчишки шли следом за мною, а я их не замечал. Теперь я шел им навстречу.
«Пускай побьют, если им так хочется. И больше не беспокоят… Кто победит в споре? Молодость или опыт?» — вспомнил я фразу из шахматного обозрения.
Мальчишки, их было шесть человек, загородили мне дорогу. Я, остановившись, смотрел на них сквозь очки. Они молчали. Тогда я подумал: «Неожиданной, эффектной жертвой ферзя он попробовал выйти из матовой сети…» — и сказал:
— Пожалуйста, применяйте силу. Только быстрей. Мне некогда.
— А ты будешь с нами играть? — спросил мальчишка, который хвалился, что его укусила свинья.
«Ага! Предпочитают почетную ничью!» — обрадовался я, но не принял ее, не мог принять.
— К сожалению, я в цейтноте. — «Так, двигаю проходную пешку!» — Я должен продолжать… научную работу, — как можно серьезнее сказал я. — «Противник надолго задумался!»
— Какую работу? — угрюмо переспросил вожак, похожий на матадора. Его заметно раздражало то, что я смотрю на него в упор сквозь очки, а он моих глаз не видит.
«Шах!» — подумал я и сказал:
— Простите, юноша, но это — научная тайна! — и зажмурился в ожидании первого удара.
Мальчишки прыснули и, когда я открыл глаза, они покатывались со смеху, окружив растерянного вожака.
— Юноша! Ха-ха! Юноша!
Я, воспользовавшись моментом, бочком, бочком скользнул вдоль забора и не спеша с достоинством, хотя сердце у меня колотилось еще сильней, чем после рубки дров, вышел из «матовой сети».
Но волновался я так, что перепутал калитки, зашел в чужой сад и опомнился только тогда, когда чуть-чуть не наступил на огромную черную собаку, спавшую на посыпанной песком дорожке.
Я встал перед ней, как вкопанный.
«Вот так всегда… Теперь — мат… Кто бы мог ожидать…»
Собака спала крепко-крепко, вытянув лапы и откинув голову. Спала на боку, как пантера в зоопарке, а перед ее носом темнел запотевший от дыхания песок.
Я даже не попятился, а только отшатнулся, и у собаки вздрогнула бровь. Она открыла карий глазище, смотревший прямо на меня, и вдруг, сладко зевнув, снова его закрыла, как будто подумала, что ей просто приснился странный, незнакомый мальчишка в темных очках.
Я мгновенно, как теленок, отпрыгнул в сторону, а собака вскочила, моргая, уставилась на меня, и, пока она соображала, сон это все-таки или не сон, я успел отбежать к калитке.
И тогда собака рванулась, взвизгнула, отброшенная цепью, и залаяла, скорее на себя, чем на меня, с такой обидой, с такой злостью за свой непростительный зевок, что я уже за калиткой посочувствовал бедняге, хотя у самого зуб на зуб не попадал от ужаса.
Собака вдруг плюхнулась на другой бок и замолкла, убитая такой неудачей.
Испуганные мальчишки окружили меня.
— Укусила? — спросил вожак.
— Это его собака, — сказал кто-то.
— Молодость победила опыт, — ответил я дрожащим голосом.
10
С ведрами и коромыслом я вернулся к колодцу. Но набрать воду было не так уж просто. Сначала цепь несколько раз выскальзывала у меня из рук и ведро взвивалось над колодцем. Я снова с трудом тянул цепь на себя, и ведро, отскакивая от сруба, все глуше гремело, опускаясь на дно.
Услышав тихий всплеск, я осторожно стал выбирать цепь, и ведро поднималось все выше, выше, уже было видно ровный, светлый кружок, подернутый рябью — вода выплескивалась через край и со дна доносилось глухое эхо.
Наконец я поставил ведро на край сруба и на меня дохнуло холодом и плеснуло по ногам ледяной водой. Только мне никак не удавалось перелить воду в свои ведра.
— Ну-ка, пусти, работничек!
Я обернулся. Высокая, загорелая женщина, показавшаяся мне очень на кого-то похожей, перелила воду в ведра и сказала:
— Тащи, полные все равно не дотащишь!
Я подождал, чтобы посмотреть, как нужно носить воду на коромысле.
Вот она плотно на оба плеча положила коромысло, пригнулась, подцепила крючком дужку одного ведра, потом другого, выпрямилась и пошла с раскинутыми руками легко и плавно.
— Спасибо, — сказал я ей вслед и подумал: «Трудновато быть самообучающимся…»
Я повторил все движения женщины, но идти легко и плавно мне не удалось. Ведра раскачивались на ходу и расплескивали воду. Казалось, не я управлял коромыслом, а оно мною, и толкало меня то назад, то вперед так, что похрустывали позвонки. Я не выдержал и поставил ведра на землю.
Женщина тоже остановилась передохнуть около лежавших на траве мальчишек. Их вожак сразу отбежал в сторону. Женщина пригрозила ему:
— Еще кто пожалуется — все коромысло о бока обломаю! Дела себе не найдешь!..
«Наверно, его мать…» — подумал я, проходя мимо мальчишек. Нести ведра было все тяжелее. Я собрал все силы и прикусил губу от натуги, но все равно коленки у меня подкашивались и челюсть оттягивало вниз, как у летчиков во время перегрузок. Смеха мальчишек я не слышал из-за глухого звона в ушах.
«Еще немного… так, так… десять шагов… пять… четыре».
Я уже был у крыльца, но подняться на ступеньки не смог. Коленки подкосились от тяжести, я так и присел между чуть не опрокинувшимися ведрами, даже не успев снять с плеч коромысла.
«Да-а. Тело у меня никуда не годное. Это уж точно. Хорошо, что во время опытов нужно работать только головой. Хотя воду придется таскать каждый день… и дрова придется рубить… и мало ли чего еще надумает дедушка…»
