Дедушка и музыка - [7]
— Это к лучшему, — обрадовался Жуков. — Хоть забудут и обо мне. К Сенашкиным залезли в огород, а виноват я. Свинье глаз подбили, опять я. Так она же Витьку первая укусила. Прямо домой неохота идти. Ругают день и ночь! А тут еще трактор…
— Ну, вот и хорошо. Пора стать человеком своего века. — Я достал тетрадку и ручку. — Сюда вы будете записывать свои наблюдения…
— А если ошибки?
— Это исправимо.
— А как вас звать?
— Зовите меня шефом, — сказал я. — Пойду рубить дрова.
Жуков кивнул и поставил пластинку.
13
Пока я колотил молотком по обуху, симфонии не было слышно, а когда складывал полешки, до меня доносилась тихая, тягучая и какая-то нудная музыка, мешая как следует настроиться на работу.
А Жуков, усевшись по-турецки, слушал ее, что-то записывал и изредка кидал в сторону забора комки земли.
«Каждому ученому, конечно, нужен помощник и ученик. Кто бы сейчас отгонял от забора мальчишек?»
Когда половина симфонии кончилась, Жуков перевернул пластинку на другую сторону и продолжал что-то записывать.
Перед концом симфонии Жуков встал, взмахнул травинкой, словно дирижировал, сказал: «Трам-пам-пам!» — и нажал кнопку.
Мы перенесли проигрыватель к джазовым грядкам. Я поставил пластинку «Вокруг света» и спросил у Жукова:
— Не надоело?
— Что вы! Я и не заметил, как время прошло. Почему она называется «Героической?»
— Наверно, так показалось композитору.
— Да-а! — тихо и с удивлением сказал Жуков.
Я пожал плечами.
Под джаз было веселее рубить дрова, и я колотил по обуху молотком и орудовал топором, двигаясь в ритме какого-то бразильского танца. Потом пошел посмотреть на горох, прослушавший симфонию.
«Мне она только мешала рубить дрова. А джаз не мешал. Наоборот, помогал. Наверно, поэтому в опытах ученых успешней вырос «джазовый» горох… Надо около каждого стебля вбить планки с делениями и еженедельно делать замеры…»
— Шеф! Шеф! — вдруг крикнул Жуков. — Сюда! Скорей! — Я подбежал к нему, перепрыгивая через грядки. — Смотрите! Как бы нам не попало!
Я залез на забор. Прямо на дороге, подняв тучи пыли, четыре пары танцевали под нашу музыку.
— Это — из десятого класса, — сказал Жуков.
— Включи погромче! — попросил один из танцующих.
— Обойдешься! — сказал Жуков.
— Включите, — сказал я, чтобы избежать нападения.
Тут фокстрот кончился и тоскливо заиграл аккордеон. Ребята пошли медленнее, а девчонки смешно полузакрыли глаза. Пыль немного улеглась.
— Тошно смотреть, — сказал я, — как они убивают время.
— Нам попадет за то, что отвлекаем их от работы, — сказал Жуков. — Вот идет Сенашкин. Снабжением и сбытом занимается. Это к нему в огород кто-то лазил.
Я увидел огромного человека, похожего на киноактера Бориса Андреева.
— Прекратить танцульки в рабочее время! — гаркнул он и, когда ребята и девчонки пустились бежать по дороге, подошел к нам и тряхнул забор так, что я чуть не сорвался с него, как шишка с ветки.
— Жуков? Опять хулиганишь и саботируешь? — загремел Сенашкин. — А ты кто таков?
У меня в ушах зашумело от его баса.
— Во-первых, не ты, а вы, а во-вторых, от вас пахнет водкой… — быстро сказал я.
— Что-о? — Сенашкин схватил меня за плечи, поднял над забором и рассматривал со злым удивлением, как Гулливер лилипута.
— Как из пивной бочки, — повторил я. — Сейчас же поставьте меня на место и идите в вытрезвитель!
Сенашкин испуганно оглянулся и поставил меня на место. Мимо нас шли колхозницы с тяпками на плечах.
— Если еще будете подбивать людей на танцы… разобью вдребезги всю музыку! — пригрозил он.
— Мы проводим опыты для сельского хозяйства и будем проводить их до конца. Танцевать, значит, нельзя в рабочее время, а водку пить можно? Больше не подходите к нам в нетрезвом состоянии. Желаю успехов, — сказал я, совсем осмелев.
Колхозницы, услышав это, засмеялись, а Сенашкин растерянно попятился от забора и показал Жукову кулак.
— Ты у меня, Жуков, доиграешься. Вот подрасти немного, и сразу под суд отдадут!
Когда он ушел, я спросил у Жукова:
— Почему он на вас ополчился?
— Так… наделал я делов, а ему пришлось из-за меня доставать запчасти.
— На то он и снабженец, — сказал я.
— Он еще и сбывать умеет, — зло заметил Жуков.
Когда пластинка «Вокруг света» кончилась, мы поставили проигрыватель под навес и отнесли пластинки в дом.
Пока Жуков в сарае выстругивал какие-то планки, я прочитал его записи.
На первой страничке под словами «Первая часть симфонии» было написано:
«Сразу вспомнил, как ночью подбирался к трактору. Как завел и поехал. Хорошо было. Тогда я все забыл. Мне казалось, лечу, лечу. Поле освещали фары. Только бы не заглох, только бы не заглох. Вторая часть. Трактор заглох. Я испугался. Меня поймал бригадир. Ударил палкой по спине. Я шел и плакал. Сам замучил трактор до смерти. Никогда не забуду. Третья часть. Стало немного веселей. Трактор весь день чинили. Я прятался в балке и следил. Неужели не починят? Оказывается, в радиаторе не было воды. Четвертая часть. Трактор поехал как новенький. Все равно обучусь на тракториста. Никто мне не помешает. Ура! Ура! Ура!»
Эта запись была странной и не имела никакого отношения к гороху. Я поставил в ней кое-где запятые и точки и спросил у Жукова:
