Дед Матвей - [9]
— Ишь! "Барина" повезли!
"Барин" в клетке. Откормленный боров. Клетка высится на бугре, словно купол на церкви, а они "барин", разлеглись и нервно хрюкают…
— Сколько за "барина"?
— На ярмарке спросишь!..
Течет река крестьянских возов… На ярмарку!
Идут маниловцы, идут броварцы, васильевцы, поповцы, федоровцы, хуторяне…
Идут, идут, идут, идут…
И вся эта пестрая змея, эта разноцветная лента, переехав Псел, разливается по площади, сливается с теми, которые уже устроились, и кричит и лошадям, и волам, и коровам:
— Тррр!
Приехали… . . . . . . . . . . . . . . . . .
Площадь заливается человечье-коровье-воловье-овечьей массой; масса эта расплывается, расплывается и с одной стороны докатывается до Псла, а с другой, третьей, четвертой — туда, где рожь, склонившись, ждет косы…
А там уже шатры, балаганы… Еще вчера, заранее, их понапихали, и они, словно пузыри, выпячиваются среди пестро движущейся толпы…
Площадь запружена.
Запружена арбами, возами, "бедами" [2], лошадьми, коровами, овцами, волами, телятами, горшками, мисками, курами, шерстью, мешками, хмелем, смушками, материей, сапогами, конфетами, пряниками, квасом, пивом, русской горькой, гребенками, косами, шкурами, ремнями, котелками, пряжей, платками, полотном, дегтем, керосином, старой одеждой, сорочками, юбками, скатертями, щетиной, бочонками, рогами, шпанскими мухами, воском, медом, патокой, таранью, сельдями, колесами, ходами, стеклом, яйцами, запасками, плахтами, пирогами, салом, мясом, колбасой, жареной рыбой, дерюгами, сундуками, гвоздями, молотками, свиньями, торговцами, цыганами, барышниками, людьми, детьми и слепцами…
…И все это движется, дышит, курят, говорит, кричит, ругается, мычит, блеет, ржет, гикает, жует, зевает, кувикает, крестится, божится, матерится, клянется, пахнет, смердит, воняет, кудахчет, квохчет, жарит друг друга по рукам, играет на гармошке, на скрипке, причитает, пьет квас, ест тарань, рыгает, икает, "будькает" [3], лущит семечки и кружится на карусели…
А надо всем этим оглобли, оглобли, оглобли…
Это возы подняли кверху оглобли и орут:
— Тор-р-р-гуем!
Вон на оглобле свитка кричит:
— Вот где мы!!
Вон сито зовет к себе своих покупателей:
— Сюда идите!
Там колесо зацепилось спицей за стоймя поставленное дышло:
— Мы тут!.. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Идут, идут, идут, идут!..
— Держи цоб [4]! Цоб держи!
— Цоб! Цоб! Да цоб же, чтоб тебя волки съели!
— Держи цоб! Цоб держи!
— Тррр!
За ярмо зацепилось…
— Черти тебя прут на чужие ярма! Видишь, что стою…
— Ты что же, один на ярмарке?
— А ты один?
— И я не один!
— Так что ж тебе объехать нельзя, что ли?
— Ты что же, один на ярмарке?
— А ты один?
— И я не один!
— Говорил, держи цоб!.. А тебя черт на ярмо попер!..
— Ты что же, один на ярмарке?
— А ты один?
— И я не один!
— Назад! Назад! Тррр-назад!
— Разъехался тут на всю ярмарку!
— Ты что же, один на ярмарке?
— А ты один?
— И я не один!
— Цоб иди, гей!
Расцепились…
Гудит… Гудит… Гудит…
И в гуде том, как в аккомпанементе грандиозного органа, плывет однообразный речитатив:
Дайте милостыночку, мий батечку,
Дайте нам христа ради!
Дайте, божой та праведной души християни…
Дайте, возлюбители, ненько моя, дай христови…
Дайте, наследители, батечку, милосерднии…
Дайте нам, душа спасеная,
Хоч единая душечка милосердная…
Дайте, помимо йдучи, слово чуючи,
Що в рученьках, мамочко моя, та и маючи…
Родителив, кревных та и померлих споминаючи…
Душечку свою в теле та и спасаючи…
…Дайте од трудов своих,
Од сили чистой.
Дайте од трудов своих,
Од праци вирной…
A аккомпанемент гудит, гудит, гудит, временами переходя в бешеный рев…
Вот он, затихая низким рокотом, покатился по площади…
Минута, две, три…
И вдруг — трах у самого уха:
— Ветошь! Бабы, ветошь! Вот ветошь принимается, за ветошь деньги вынимаются! Вот ветошь! Бабы, ветошь!. . . . . . . . . . . . . . . . . .
— Квасу! Холодного, душистого, сладкого, сладкого! Квасу!. . . . . . . . . . . . . . . . . .
— Рубль поставишь, два возьмешь! Налетай! Налетай!. . . . . . . . . . . . . . . . . .
— Красная выграеть, черная програеть… . . . . . . . . . . . . . . . . .
Загудело, загудело, загудело… Снова загудело…
И трещит и рвется теноральный бас профундо у рыжего слепца со скрипкой в руках и со слепой партнершей рядом, пытающегося перекричать этот шум грустным псалмом о том, как
Ночь прийшла тогда к Мессии
З ароматом у руках,
Йшли печальнии Марии
З безпокойством у серцях…
Гудит ярмарка…
Бегают лошади, кричат торговцы, хохочут девушки, кружится карусель….
А орган на карусели хрипит, свистит, и меж балаганов, меж возов, меж телят вырывается песня купца, который
Полюбил всей душою дивицю,
За нее готов жысть всю и отдать…
А под эту сипло-хрипящую песню и парни, и девушки, и дети радость себе "накручивают"…
— За пятак! Только за пятак!. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ярмарка!.. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Отчего так трагически-безнадежно мычат волы на ярмарке?
Попадешь на воловье-коровье-овечью половину и отовсюду тебе:
— М-м-у! Б-е-е! М-е-е-е!
Вот, к примеру, стоит рыжий или серый, или рябая или гнедой, поглядит вокруг себя и вдруг:
— М-м-му-у-у!
— Б-е-е-е!
— М-е-е-е!
То ли они поддерживают всеобщий ярмарочный гул, то ли не хотят к другому хозяину переходить. Или, может быть, еще какая-нибудь причина?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Немного природоведения, географии, этнографии и курортологии. Дорожные очерки и "Крымские усмешки".