Дебюсси - [36]

Начало работы над «Пеллеасом и Мелизандой» совпало с переездом Дебюсси на улицу Гюстава Доре, 10, в трехкомнатную квартиру на шестом этаже. Одна из комнат была очень светлой и тихой. Квартира была более уютной по сравнению с предыдущим жилищем композитора, поскольку была обставлена мебелью, которую дал Шоссон, а на стенах висели картины, предоставленные Лёролем. Тем не менее материальное положение Дебюсси оставляло желать лучшего, а тяга к изысканной роскоши нисколько не уменьшилась. «Дебюсси — бедняк, зарабатывавший на жизнь репетиторством, — страдал от того, что ему приходилось открывать и закрывать банальные задвижки на окнах в съемных квартирах, которые он часто менял. И тогда он заказал у Шарпантье полдюжины “художественно оформленных” шпингалетов и забирал их с собой всякий раз, как съезжал с очередной квартиры», — вспоминал один из друзей композитора. Дебюсси был во многом обязан своим друзьям и почитателям, таким как, например, издатель Жорж Гартман, который выплачивал ему ежемесячно по 500 франков в качестве будущего гонорара. Габи также старалась скрашивать будни композитора. «Все долгие месяцы, пока он корпел над своим “Пеллеасом и Мелизандой”, она вела себя тише воды ниже травы, чтобы “оберегать покой гения”. Она прибегала ко всем возможным ухищрениям: расточала улыбки, рассыпалась в любезностях перед торговцами. Она не гнушалась никакой работы, чтобы как-то свести концы с концами. Он же спускался со своего пьедестала лишь в случае, если его заставляла жестокая необходимость», — писал в своих воспоминаниях Рене Петер. Дебюсси охотно посвящал своих друзей в то, как продвигается его работа над оперой. Благодаря этому можно получить полное представление о том, какую эволюцию претерпела музыка «Пеллеаса и Мелизанды» за многолетний период ее создания, какие взлеты и падения пережил за это время композитор. Дебюсси часто играл музыкальные отрывки из своих сочинений на фортепиано, чтобы услышать мнение друзей.

«Я слишком поторопился, объявив о завершении работы над “Пеллеасом и Мелизандой”. На рассвете после бессонной ночи, когда, как говорится, утро вечера мудренее, я был вынужден признаться самому себе, что до конца еще ой как далеко! Это сочинение представляло собой подобие музыки, которая могла быть создана любым композитором на моем месте, в особенности выглядела подражанием дуэту, одним из участников которого был Клинзор[80] из оперы Вагнера. Я порвал партитуру в клочья. И принялся заново искать свой стиль везде где только можно. Я даже старался представить себя на месте Пеллеаса и Мелизанды. И мои поиски увенчались успехом. Возможно, вам что-то понравится. А как быть с другими? Мне все равно. Впрочем, я действовал совершенно спонтанно и воспользовался средством, которое мне кажется весьма редким, а именно Тишиной (не смейтесь) как способом выражения! Быть может, это единственная возможность заставить звучать музыкальную фразу. И поскольку этим методом пользовался Вагнер, мне кажется, что это чисто драматургический прием, немного подражающий другим произведениям…» — писал Дебюсси Эрнесту Шоссону 2 октября 1893 года.

Несколько дней спустя, 21 октября, Анри Лёроль получил возможность услышать сцену из оперы «Пеллеас и Мелизанда». «Это ошеломляет. Я нахожу, что это очень-очень… А затем — холодок по спине… Наконец, наступает блаженство. В результате похоже, что он доволен», — писал Лёроль Эрнесту Шоссону. Это свидетельство того, как друзья воспринимали музыку Дебюсси: «Пеллеас и Мелизанда» с самого начала ошеломляла даже самых подготовленных слушателей. Следуя музыкальному звучанию своего произведения, Дебюсси с помощью звуков воплощал то, что созрело в его голове.

«Вдохновение не покидало его. Однако исполнение своего замысла стоило ему большого труда. Его раздражало, что ночами напролет, словно выслеживающий свою жертву хищник, он вынужден подбирать звуки, чтобы выразить нужный нюанс. Для него в тот момент законченные пять актов не стоили и девятой доли аккорда», — вспоминал Рене Петер.

Прошло немало дней и месяцев, прежде чем Дебюсси начал отдавать себе отчет, сколько трудностей ему придется преодолеть, чтобы передать в музыке всё, что он чувствовал:

«Я провел дни в погоне за тем ничто, из чего состоит Мелизанда. Порой мне не хватало мужества рассказать вам обо всем этом. Впрочем, вам известны эти борения. Правда, не знаю, приходилось ли вам ложиться в постель со смутным желанием плакать, как это делаю я, словно человек, не имевший возможности увидеться в течение дня с тем, кто очень ему дорог.

Теперь меня мучает Аркель[81]. Он уже на том свете, и у него бескорыстная и пророческая нежность тех, кто вскоре должен исчезнуть. И это надо выразить посредством до, ре, ми, фа, соль, ля, си, до!!! Ну и профессия!» (Письмо Дебюсси Эрнесту Шоссону, конец января — начало февраля 1894 года.)

31 мая 1894 года Луис организовал в своем доме музыкальный вечер. Дебюсси играл первый акт «Пеллеаса и Мелизанды», сцену у фонтана из IV акта и первую сцену из III акта, которую еще не закончил. Несколько месяцев спустя, 29 октября, композитор сыграл дополненную новыми сценами оперу «Пеллеас и Мелизанда» на частном прослушивании у Артура Фонтена. Последний, состоявший в родственной связи с Шоссоном и Лёролем, был большим любителем музыки, как и его брат Люсьен, который создал небольшой хоровой кружок под руководством Дебюсси. Летом 1894 года Дебюсси отказался от совместного с Луисом путешествия в Алжир. Он предпочел сочинять музыку у себя на улице Гюстава Доре, «отделенный от внешнего мира черными ветками, сплетенными из нот, посреди которых волнуются и страдают Пеллеас и Мелизанда», как писал он Пьеру Луису 27 июля 1894 года. С этими персонажами музыкант вел как бы параллельное существование. Вот что он пишет Анри Лёролю 28 августа: