Дающий - [21]

Джонас нахмурился.

— Хорошо бы все это было. Хотя бы иногда.

Старик улыбнулся.

— Я тоже так думаю. Но это не нам решать.

— Но сэр, ведь у вас такая власть…

— Почет, — поправил его старик. — Почет, вот что у меня есть. И у тебя будет. И тогда ты поймешь, что почет и власть — разные вещи.

— Теперь ложись. Раз мы заговорили о погоде, я покажу тебе еще кое-что. Только я не буду говорить тебе, как это называется, — хочу проверить уровень восприятия. Ты должен уловить название сам. В прошлый раз я проговорился — произнес все слова заранее — и «снег», и «санки», и «холм».

Не дожидаясь его указаний, Джонас закрыл глаза. Он опять почувствовал ладони старика на своей спине. На этот раз ощущения пришли гораздо быстрее. Ладони не стали холоднее — наоборот, нагрелись. И даже слегка вспотели. Тепло распространялось от спины к плечам, затем по шее и лицу. Он чувствовал его всем телом, даже сквозь одежду, и это было очень приятно. Он, как и в прошлый раз, облизал губы и почувствовал языком теплый влажный воздух.

Он не двигался. Санок не было. Он просто лежал один и ощущал тепло. Оно шло откуда-то сверху. Это было не так захватывающе, как катание на санках, но ему было хорошо и спокойно. Вдруг пришло понимание: «Солнечный свет». Затем он понял, что свет идет сверху.

Потом все закончилось.

— Солнечный свет, — сказал Джонас, открывая глаза.

— Отлично. Ты принял слово. Это облегчает мою работу. Меньше придется объяснять.

— И он шел с неба.

— Правильно. Так было раньше.

— До Одинаковости. До Управления Климатом, — добавил Джонас.

Старик рассмеялся.

— Ты хорошо принимаешь и быстро учишься. Я очень тобой доволен. Думаю, на сегодня хватит. Отличное начало.

Джонаса беспокоила одна вещь.

— Сэр, на Церемонии Главная Старейшина сказала — и вы тоже говорили, — что будет больно. Так что я немного испугался. Но это было совсем не больно. Даже наоборот — мне очень понравилось.

Он вопросительно посмотрел на старика.

Старик вздохнул.

— Я начал с приятных воспоминаний. Мой предыдущий провал многому меня научил. — Он снова вздохнул. — Будет много боли. Но начинать с этого необязательно.

— Я храбрый. Правда. — Джонас выпрямился.

Старик пристально посмотрел на него.

— Я вижу, — улыбнулся он. — Ну, раз ты так хочешь, думаю, у меня хватит сил еще на один сеанс. Ложись обратно. Это воспоминание будет последним на сегодня.

Джонас с радостью послушался. Он закрыл глаза. И опять почувствовал руки на своей спине, ощутил тепло солнечного света, идущего с неба. На этот раз, купаясь в солнечных лучах, он чувствовал, как проходит время — обычный Джонас понимал, что прошла всего минута или две, но другой, принимающий воспоминания Джонас знал, что лежит на солнце уже несколько часов.

Солнце жгло кожу. Он попытался подняться, но почувствовал резкую боль во всем теле.

— Ай! — вскрикнул он, и от этого стало больно лицу.

Он знал, что есть какое-то слово, но было так больно, что он не мог его поймать.

Потом все закончилось. Джонас открыл глаза, все еще морщась от боли.

— Было больно, — сказал он старику, — и я не смог принять слово.

— Это был солнечный ожог.

— Очень больно. Но я рад, что вы мне это показали. Было интересно. И теперь я понимаю, о чем меня предупреждали.

Старик не ответил. Он молчал. Потом сказал:

— Вставай. Тебе пора домой.

Они вместе подошли к двери. Джонас надел форму.

— До свидания, сэр. Спасибо за этот первый день.

Старик кивнул. Он выглядел изможденным и печальным.

— Сэр? — робко начал Джонас.

— Да? Ты хочешь что-то спросить?

— Ну, просто я не знаю, как вас зовут. Я думал, вы Принимающий, но вы сказали, что теперь Принимающий я. Так что я не знаю, как мне вас называть.

Старик опустился в мягкое кресло. Он повел плечами, словно пытаясь избавиться от неприятного ощущения. Он выглядел очень усталым.

— Зови меня Дающий, — сказал он Джонасу.

12

— Ну, как тебе спалось, Джонас? — спросила Мать за завтраком. — Без сновидений?

Джонас улыбнулся. Он не был готов лгать, но и правду говорить не хотел.

— Я очень крепко спал, — сказал он.

— Ему бы тоже не помешало, — сказал Отец, наклоняясь к Гэбриэлу.

Тот размахивал кулачком, лежа в корзинке на полу. В углу корзинки сидел плюшевый бегемот, тараща пустые глаза.

— Да уж, — закатила глаза Мать. — Он очень часто просыпается ночью.

Джонас не слышал малыша, потому что спал действительно очень крепко. Но сны он видел.

Снова и снова он спускался по заснеженному холму. Во сне ему казалось, что у него есть какая-то цель — что-то (он не мог понять что), находившееся дальше, чем подножие холма, где его санки зарывались в снег.

Проснувшись, он все еще думал о том, что очень хочет, что ему просто необходимо добраться до этого чего-то. Что там его ждет что-то очень хорошее. Приятное. И важное.

Но он не знал, как туда попасть.

В школе сегодня все шло не совсем как всегда. Уроки были те же: язык и средства общения, наука и техника, право и управление. Но во время перерывов на отдых и обед другие Двенадцатилетние без умолку трещали про свой первый день обучения. Все говорили одновременно, перебивая друг друга, тут же извиняясь, а потом в запале перебивая снова, чтобы наконец рассказать о своем новом опыте.