Дай-сан - [43]

— Ронин, Никуму — вождь сасори.

Лягушка вдруг перестала квакать, услышав приближающиеся шаги. Только цикады стрекотали во тьме.

— Кроме того, он влиятельный человек, пожалуй, самый влиятельный из членов дзеген-сору, совета куншина по важнейшим вопросам политики. Движение сасори возникло у нас недавно. Все они милитаристы — буджуны, недовольные жизнью на Ама-но-мори. Они хотят вторгнуться на континент человека.

— Значит, буджун в Шаангсее был шпионом.

Оками кивнул.

— По предложению Никуму, одобренному дзеген-сору, его заслали туда, чтобы выявить сильные и слабые стороны этого города.

— Но не все буджуны хотят войны.

— Нет, конечно. Только меньшинство. Но за последнее время сасори стали гораздо сильнее. А теперь, когда их возглавляет Никуму…

— А что по этому поводу думает куншин?

Оками только пожал плечами.

— Он ничего не предпринял, чтобы закрыть их движение.

— Оками, вы должны мне поверить. Я знаю Моэру.

— Хорошо. Я допускаю, что и ее тоже могли послать на континент человека.

— Вы не понимаете, друг мой. Что-то здесь не так.

— То есть?

— Она меня не узнала. В ее глазах не было ничего. Ничего.

Шепот бамбука. На поверхность пруда выскочила рыба, мелькнув бледным светящимся пятном.

Оками поднялся.

— Пойдемте.

В доме он приказал собрать еды и подать дорожные плащи.

— Куда мы едем?

— За город. Подальше от Эйдо. На какое-то время.

— Но свиток…

— Никуму будет искать вас, пошлет людей. Мы должны опередить их, уехать раньше.

— Но должны быть и другие…

— В Эйдо он нас найдет, — ровным голосом проговорил Оками.

— Я не стану бежать от него. Я должен вернуть Моэру.

Оками повернулся к нему:

— Вернуть? Она его жена, Ронин.

И снова — приступ отчаяния. К'рин, Мацу, а теперь… Нет! Еще не все потеряно.

— Оками, я ее знаю. Она на себя не похожа.

Оками уже надевал длинный плащ.

— Тогда вы уезжайте, а я останусь.

— Нет, не останетесь. — Глаза у Оками сверкнули, а в голосе появились жесткие, повелительные нотки. — Вы поедете со мной и будете делать все, что я вам скажу.

Он схватил Ронина за руку. Лицо его смягчилось.

— Подумайте, друг мой! Если у вас с Моэру и появится какой-то шанс, то только в том случае, если мы оба сейчас уедем.

Одна из женщин Оками набросила на Ронина плащ. Лягушка в саду опять затянула свою печальную песню.

Они направлялись на юг по широкой дороге Токайдо, гораздо более людной, чем горная Кисокайдо. Вскоре город оказался далеко позади, и его желтый свет отсвечивал туманной зарей над плоским горизонтом.

На западе уже начался дождь; здесь же воздух был влажным, тяжелым и неподвижным. В нем явственно чувствовалось напряжение. Звезды на небе быстро исчезали за пеленой набегающих черных туч. Ронин с Оками поплотнее закутались в дорожные плащи и надвинули ниже плетеные шляпы. Они шли пешком, хотя поначалу Ронин и возражал, но здравый смысл Оками все же взял верх над его нетерпением. Отправься они верхом, их было бы проще приметить. Пешими они выглядели как обычные путники на Токайдо.

Шипящий в ночи косой дождь застиг их как раз в тот момент, когда они вышли из сосновой рощи у подножия крутого холма. Хорошо еще, в этом месте вдоль Токайдо рос высокий бамбук, дававший пусть жалкую, но все же защиту от дождя. Посередине дороги возвышался огромный валун.

— Это Ниссака! — прокричал Оками сквозь шум дождя, когда они миновали камень.

Он наклонился поближе к Ронину. Края их шляп соприкоснулись.

— Говорят, у этого камня один горный разбойник напал на женщину, отвергшую его домогательства. Женщина была беременна. Она погибла, но ребенок остался жив, потому что камень вдруг возопил и призвал добрую богиню Каннон, которая вырастила ребенка.

Перед ними поднимался крутой склон холма. Дорога пошла наверх. Было очень темно, а дождь еще больше ограничивал видимость.

— Когда мальчик вырос, он разыскал разбойника и отомстил за смерть матери.

Во всем мире не было ничего, кроме дождя.

— И вы верите в эти сказки?

— Неважно, насколько правдиво то, о чем рассказывает легенда. Главное — дух предания. Это нечто такое, чем живут все буджуны.

— Вы — народ мстительный, — заметил Ронин, почти не скрывая иронии.

Оками смахнул с лица капли дождя.

— Месть и честь — разные вещи, друг мой. Потеряв честь, нельзя жить дальше.

— В чем же разница?

— В том, как ты умираешь. Нельзя омрачать правду жизни. Никогда.

Подъем был нелегким, особенно в непогоду, и оба они с облегчением вздохнули, наконец дойдя до гребня. Чуть дальше, за поворотом, в ночи показалось пятно желтого света — благословенный маяк в кромешной тьме.

На высоком, крутом склоне холма стоял небольшой постоялый двор, где их радушно приветствовали. Ронин с Оками повесили промокшие плащи сушиться перед очагом, в котором весело потрескивали кленовые поленья. Оками попросил подать им горячего чая — на балкон. Нимало не удивившись и не отпустив никаких замечаний насчет неподходящей погоды, хозяйка лишь поклонилась и повела их через теплое помещение.

Они, естественно, были одни на балконе с навесом, который тянулся вдоль заднего фасада гостиницы и выходил на поросшую густым диким лесом долину без всяких признаков цивилизации. Даже сюда долетал зычный голос хозяйки, велевшей приготовить чай.