Давным-давно - [9]
Горич
Как вызвездило! Завтра быть морозу...
Ртищев
Держи!
Хилков
Пелымов, это что за поза?
Смотрите, господа, себе наводит лак
На ногти он!
Ртищев
Ну, стоит ли возиться!
Хилков
Хоть геттингенец ты, зато уж франт!
Пелымов
Когда смотрю, друзья, на ваши лица,
Мне кажется, что, если б старый Дант
Избрал бы вас моделями для ада,
В его б поэме выиграла правда!
Хилков
Война и чистоплюйство - что за чушь!
Ртищев
Тридцатый день подряд не бреюсь уж
И поручусь ещe, друзья, за сорок,
Лишь был бы сыт мой конь да сух в затворе порох.
У нас, армейцев, выучка проста...
Вельяминов
Не спится, чeрт!
Хилков
Ты посчитай до ста!
Станкевич
(Хилкову)
Слыхал я про Пелымова, что будто
Он пережил любовь перед войной.
Да, знать, ему пришлось в любви сей круто,
Вот с этих пор и стал он как шальной.
Хилков
То пулям лоб свой подставляет в стычке,
А то шлифует ногти целый час.
«Зачем мы все живeм?» - его спросил я раз,
Так что ж он мне ответил: «По привычке...»
Ртищев
Готова ль каша там?
Вельяминов
Эй, Павел, помешай!
Хилков
Нет, не о том грустит моя душа.
Что каша мне? Вот если бы...
Вельяминов
Молчи ты!
Забыл про уговор?
Ртищев
По-моему, прочитан
Уж всем отрядом сей роман Жанлис, —
Позвольте, господа, я оторву в нeм лист.
Воронец
На что тебе?
Ртищев
Сыр табачок маленько,
Просушки требует...
Хилков
Не порти книгу, Сенька,
Возьми хотя бы Федины стишки.
Хохот.
Станкевич
Что ржeте вы, ослы?
Хилков
Намедни их читал я:
Ручьи, амуры, лиры, пастушки!..
Хохот.
Станкевич
Чужие вы давно ль бумаги стали
Читать без разрешенья, сударь мой?..
Поступок сей, по мне, шпионства вроде.
Хилков
Ну, Федя, ангел, не сердись, постой,
От скуки, право, скулы аж воротит.
Ведь ни черта не смыслю я в стихах,
А всe-таки смешно: война - и вдруг пастушки...
Хохот.
Станкевич
А что ж прикажешь сочинять: про пушки
Иль про таких, как ты, героев?!
Горич
Ах, ах, ах!
Вельяминов
Да бросьте, наконец, вы ссоры эти, братцы,
Уж и они мне стали приедаться!..
Спой, Горич, брат!
Горич
Постой, настроить дай...
Хилков
Люблю я Федьку. Право, славный малый...
Станкевич
Ну, брось, оставь!..
Хилков
Особенно когда
Он сердится...
Горич
Ну, что вам для начала
Спеть, коль просите?
Вельяминов
Что хочешь!
Горич
Всe равно,
Что нынче петь мне.
Воронец
Спой «Давным-давно».
Горич запевает, аккомпанируя себе на гитаре. Остальные хором подхватывают припев.
Горич
Когда взгрустнeтся, други, малость
И станет на душе темно,
Поeм мы песню, что певалась...
Все
Давным-давно... Давным-давно...
Горич
Есть дом родной, далeкий, милый,
В нeм невысокое окно...
Но, верно, там про нас забыли...
Все
Давным-давно... Давным-давно...
Горич
Что вспоминать о прошлом счастье?
Вернуть былое не дано,
Ведь отдались иной мы страсти...
Все
Давным-давно... Давным-давно...
Горич
Ведeт нас жизнь дорогой длинной,
Смеяться, плакать - всe равно,
Когда звучит припев старинный...
Все
Давным-давно... Давным-давно...
На пороге бородатый казак и Шура Азарова. Она в мундире корнета и плаще.
Казак
У леса задержал...
Шура
Из штаба с эстафетой.
Вельяминов
Иди, Степан.
Казак уходит.
Вельяминов
Кого угодно вам?
Шура
Я - адъютант...
Вельяминов
Я вижу по глазам,
Что адъютант.
Шура
(вынимает пакет)
Кому вручить пакет сей?
Вельяминов
Васильев на разведке...
Шура
А помощник?
Кому могу приказ я передать?
Хилков
(показывает на спящего)
Вон, видите живые эти мощи?..
Поручик, не угодно ли вам встать
Перед штабным начальством?
В ответ раздаeтся мощный храп.
Шура
Разбудите!
Вельяминов
Да вы с ума сошли!
Станкевич
Спросонок он медведь.
Воронец
Коль будет зол, все перед ним что дети.
Ртищев
Сего и в мыслях вам не должно сметь...
Вельяминов
Задором он своим врагу известен...
Хилков
Со взводом полк рассеял он вчера
Французишек... Велел кричать «ура»
Что мочи и в атаку... Те на месте
Так и легли... Кто с перепугу, знать,
А кто навек... А сам поехал спать.
Шура колеблется.
Вельяминов
Однако он юнец!
Ртищев
Из молодых, да ранний.
Воронец
Пелымов, посмотри, чай, ваш гвардейский франт!
Станкевич
Нет, он гусар.
Воронец
Гусар - и в штабе! Странно!
Ртищев
Из люльки чуть, и сразу - адъютант!
Хилков
Как, милый, вы дошли до этой жизни?
Воронец
Ну, не дразни... Вот-вот и слeзы брызнут,
Смотри, надулся как...
Ртищев
И видно из манер,
Что маменькин сынок...
Хилков
Ага! Фер ля карьер!
Горич
(запевает, уставившись на Шуру)
Что б ни твердили нам педанты,
Жить для карьеры не умно...
Плюeм на ваши аксельбанты...
Все
Давным-давно... Давным-давно...
Шура
Коль не хотите вы будить его,
Я разбужу...
(Направляется к спящему.)
Вельяминов
Нет, нет!
Ртищев
Помилуй бог!
Станкевич
Вас он убьeт спросонок здесь, на месте...
Воронец
Он с недосыпу зол всегда, как бестья...
Горич
Был сутки на седле, уснул в единый миг...
Вельяминов
Храпит как, слышите? Так не храпит и бык.
Хилков
Не правда ли, как сладки эти звуки?
Шура
Ну, я попробую...
Вельяминов
Я умываю руки!
Хилков
А я берусь мамаше описать
Смерть вашу, коль оставите мне адрес.
Ртищев
Сие достойно видеть на театре-с!
Шура в нерешительности.
Хилков
Ну, что же вы?
Воронец
Иль испугались, знать?
Хилков
Кто говорил, что все штабные трусы?
Горич
Смелей, смелей, мой адъютантик русый.
Шура
(трясeт спящего за плечо)
Проснитесь, сударь!.. Ну, проснитесь!
Спящий
(ворочается)
Чeрт!
(Перевернулся на другой бок и снова захрапел.)
Хохот.
Вельяминов
Оставьте лучше сей опасный спорт...
Шура
(снова трясeт его)
«Книга известного драматурга А. Гладкова (1912—1976) интересна своей документальной наполненностью, оригинальными суждениями и размышлениями о творчестве Б. Пастернака, К. Паустовского, И. Эренбурга, Ю. Олеши, В. Кина, В. Катаева. Портреты, эссе, записи бесед с писателями, статьи — все это под пером автора обретает форму живого, увлекательного разговора о литературе, театре, читателе.».
Признаться своему лучшему другу, что вы любовник его дочери — дело очень деликатное. А если он к тому же крестный отец мафии — то и очень опасное…У Этьена, адвоката и лучшего друга мафиозо Карлоса, день не заладился с утра: у него роман с дочерью Карлоса, которая хочет за него замуж, а он небезосновательно боится, что Карлос об этом узнает и не так поймет… У него в ванной протечка — и залита квартира соседа снизу, буддиста… А главное — с утра является Карлос, который назначил квартиру Этьена местом для передачи продажному полицейскому крупной взятки… Деньги, мафия, полиция, любовь, предательство… Путаница и комические ситуации, разрешающиеся самым неожиданным образом.
Французская комедия положений в лучших традициях с элементами театра абсурда. Сорокалетний Ален Боман женат на Натали, которая стареет в семь раз быстрее него, но сама не замечает этого. Неспособный вынести жизни с женщиной, которая годится ему в бабушки, Ален Боман предлагает Эрве, работающему в его компании стажером, позаботиться о жене. Эрве, который видит в Натали не бабушку, а молодую привлекательную тридцатипятилетнюю женщину, охотно соглашается. Сколько лет на самом деле Натали? Или рутина супружеской жизни в свела Алена Бомона с ума? Или это галлюцинации мужа, который не может объективно оценить свою жену? Автор — Себастьян Тьери, которого критики называют новой звездой французской драматургии.
Двое людей, Он и Она, встречаются через равные промежутки времени, любят друг друга. Но расстаться со своими прежними семьями не могут, или не хотят. Перед нами проходят 30 лет их жизни и редких встреч в разных городах и странах. И именно этот срез, тридцатилетний срез жизни нашей страны, стань он предметом исследования драматурга и режиссера, мог бы вытянуть пьесу на самый высокий уровень.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Простая деревенская девушка Диана неожиданно для себя узнает, что она – незаконнорожденная дочь знатного герцога, который, умирая, завещал ей титул и владения. Все бы ничего, но законнорожденная племянница герцога Теодора не намерена просто так уступать несправедливо завещанное Диане. Но той суждено не только вкусить сладость дворянской жизни, но полюбить прекрасного аристократа, который, на удивление самой Диане, отвечает ей взаимностью.
В одном только первом акте «Виндзорских проказниц», — писал в 1873 году Энгельс Марксу, — больше жизни и движения, чем во всей немецкой литературе.