Давно и недавно - [56]

— Женя, дорогой! — бросился к нему Рубан. — Живой!

Слёзы, объятия, воспоминания.

— А помнишь концерт под Кестеньгой?

— А концерт у лётчиков, когда спасались в блиндаже от бомбёжки?

— Помните, как возил я вас в Сортавалу в дождь со снегом? Как застряли и толкали полуторку, и Николай Осипович упал в концертном костюме в грязь?

— А как ползли в маскхалатах по снегу и потом нас еле отогрели бойцы у печки, валенки свои дали?

Все присутствующие на импровизированном концерте поняли: старых друзей надо оставить одних. Им было что вспомнить! Я видел, как в гостиной ещё далеко за полночь горел свет.

На следующий день я разыскал каждого из них, и каждый вспоминал уже для меня, для моей записной книжки, а значит, для вас, читатель.

Николай Рубан

— Нет слов, как я рад встрече со своими фронтовыми друзьями. Это ведь «наша военная молодость, Северо-Западный фронт». Ах, какие мы были молодые, азартные, быстрые на подъём! Сегодня — у лётчиков, завтра — у пограничников. Недавно в Петрозаводске вышла моя книга «Всю войну на колёсах». Там описан путь нашего Театра оперетты на Карельском фронте, наш репертуар, наши концерты для бойцов.

Я начал петь в Ленинграде, а когда перед войной в Карелии был организован Театр музыкальной комедии, то без колебаний принял приглашение переехать в Петрозаводск — ведь тогда ваш город был столицей союзной республики! Репертуар был у нас вначале на ленинградской основе: «Свадьба в Малиновке», «Холопка», «Сильва», «Роз-Мари». В них я играл главные роли. Я был очень увлечён новой работой в Петрозаводске, я тогда только становился «на ноги», работал до самозабвения, невзирая на слабое здоровье, постигал многое сам, меня не водили за ручку.

Началась война, и с первого дня мы среди красноармейцев. Стали давать концерты, спектакли. Перебрались в Беломорск, оборудовали там театр в клубе лесозавода. Работали без выходных, жили на скудном пайке, было холодно и голодно, но мы старались развлечь бойцов, вселить в них дух бодрости, дух победы.

Выезжали на передовую, бывали под артиллерийским огнем. Помню, как еле уцелели в Мурманске, бомбы упали рядом. За войну мы дали 1250 спектаклей и около тысячи шефских концертов. Жители Карелии, фронтовики нас любили. Добрые слова благодарности нам говорили товарищи Куусинен, Андропов, Куприянов, Прокконен. Это придавало сил. Помню, как сейчас, тот день, когда Куусинен вручил мне грамоту «Заслуженного артиста Карело-Финской ССР». Хочу сказать, что это звание я пронёс через всю жизнь с гордостью. У меня в Карелии много друзей. Я написал либретто комической оперы «Кумоха», музыку сочинил мой славный друг Рувим Пергамент. В нашем оркестре играл на флейте Гельмер Синисало — чудесный, талантливый человек. Всегда нас поддерживал мудрый и добрый Станислав Колосенок. С Карелией я не порывал никогда, часто бывал в республике после войны. Глубоко уверен, что моя работа в военное время в Карелии сделала из меня того Рубана, который сегодня известен в стране.

Когда вышла моя книжка, я получил много писем. Спасибо всем за них, спасибо старым друзьям в Петрозаводске, с которыми надеюсь встретиться в этом году. Петрозаводск всегда со мной. Помню, как окаменело сердце, когда мы покидали в сентябре сорок первого город, помню, как радовались, когда вернулись летом сорок четвёртого. Наш театр приехал почти сразу, в первых числах июля. 28 июня освободили Петрозаводск, и мы тут как тут. Плакали от горя, увидев в центре города развалины, поросшие бурьяном.

Первым делом побежали в свой театр, он был на том месте, где сейчас Финский театр. Пришли, ходим по битому кирпичу, окон нет, двери сорваны, ветер крутит какие-то бумажки. Тут случай курьёзный приключился: мне показалось, что театр заминирован. Финны тогда весь город заминировали. Так вот, услышал я тиканье часового механизма. Мы, конечно, дали дёру. Я побежал в военную комендатуру. Там был комендантом славный человек капитан Молчанов. Он взял минёров своих, и мы все поспешили к театру. Минёры вошли внутрь театра, выходят весёлые — оказалось, что это вода из перебитой водопроводной трубы капает на лист кровельного железа. И смех и грех. Я дружу с Иваном Сергеевичем Молчановым много лет, он москвич, видный строитель, часто ездит в Петрозаводск. Всегда звонит: «Докладываю. Был на Дне города. Встречали, как родного, даже лучше. Слушайте по порядку, как всё было…»

Потом он мне книжечку подарил, «Первый комендант», книжечка о нём, о Молчанове. Написал её один тамошний журналист, фамилию я сейчас не вспомню, но вы его, очевидно, знаете. Мне Молчанов о нём рассказывал, он работает на телевидении у вас. Так там, в книжечке, есть этот эпизод обо мне и о мине в театре. Вот так, вот как бывает…

Рубан умолк, задумался. Я воспользовался паузой и сказал:

— Я тот самый тамошний журналист. Это моя книжечка «Первый комендант», я написал. Мне так понравился эпизод с миной, да ещё с часовым механизмом, что я…

— Дора! Дора! Иди сюда скорее! Ещё одна дивная встреча. Перед тобой автор книжки, повести «Первый комендант», ну, той самой, что про Молчанова и мину в нашем театре. Помнишь? Ты ведь е читала! Все, все! Вечером снова пьём шампанское. Вчера пили за встречу с Ворониной и Копасовым, сегодня вот снова славный повод… Как приеду в Москву, сразу же позвоню Ивану Сергеевичу, расскажу о нашем знакомстве. Вот как бывает…