Давай притворимся, что этого не было - [75]

– Я ВАС УНИЧТОЖУ, – и купил попкорна на триста баксов.

В этот момент я в очередной раз поняла, как мне повезло отмечать вторую двенадцатую годовщину с человеком, который готов потратить все деньги, отложенные нами на ночь в роскошном гостиничном номере, чтобы купить гору попкорна и с наполеоновским размахом засыпать им совершенно незнакомых нам людей.

Мы их, на хрен, уничтожили.

Вечер получился просто идеальный, если не считать того момента, когда Виктор пошел перезарядиться (купить очередную гору попкорна), а меня атаковал мужчина, ну просто вылитый Сэм Эллиотт, и под мое платье попало столько попкорна, что выглядело так, как будто у меня выросло множество отвратительных опухолей. Вам же знакомо чувство, когда в зубах застревает надоедливое зернышко попкорна, но ты стесняешься его вытащить на глазах у незнакомых людей? Вот представьте теперь то же самое, но только сейчас попкорн застрял у вас в слуховом проходе. А под «слуховым проходом» я имею в виду влагалище.

А потом девицы на сцене начали выплясывать канкан, и все хором пели «Глубоко в сердце Техаса» и «Желтая роза Техаса» под аккомпанемент живого оркестра. Потом мужчина на сцене процитировал Сэма Хьюстона:

– Техас может обойтись без Соединенных Штатов, НО СОЕДИНЕННЫМ ШТАТАМ БЕЗ ТЕХАСА НЕ ОБОЙТИСЬ!

И весь гребаный зал в один голос проорал это вместе с ним, а я подумала: «Ну дают. Неудивительно, что вся остальная Америка нас ненавидит».

Когда представление подошло к концу, я посмотрела на пол и увидела там кровавые подтеки, и это меня несколько встревожило, потому что Виктор угрожал положить в свой попкорн камни, чтобы разобраться с передним рядом. К счастью, оказалось, что это просто красный ковер, который местами проглядывает из-под гор попкорна.

Когда мы вышли, я заметила женщину, которая отсиживалась во время представления в уголке. Наверное, когда ей обещали «театральную постановку», она ожидала увидеть нечто другое и поэтому теперь выглядела напуганной и ошарашенной всеобщим непотребным поведением. Она пробормотала своему спутнику, когда они проходили между горами из попкорна:

– Фу… Как же отвратительно так переводить еду. Подумать только, сколько голодающих детей в Африке.

Она была, может, и права, но мне показалось немного оскорбительным намерение накормить голодающих людей попкорном, побывавшим во влагалищах. Я так и представляла себе, как она снисходительно говорит беднякам:

– Вот, возьмите немного влагалищного попкорна. Эта партия пролежала на полу всего час. Он нужен вам больше, чем нам.

Это было бы слишком уж унизительно, и я почти уверена, что даже умирающие с голоду люди стали бы воротить нос от подобных угощений.

– Нет, нет. Нам ничего не надо. Правда. Пожалуйста, хватит с нас вашего влагалищного попкорна.

Кроме того, попкорн был немного несвежий и жирный – я знаю это, потому что съела немного, а потом мне было очень плохо. Виктор сказал, что в этом нет ничего удивительного, потому что я ела попкорн из той же коробки, из которой кидалась им в людей; они бросали его обратно, и он попадал мне в декольте, а я выгребала его оттуда и снова кидала в них, а они опять накидывали мне полное декольте попкорна, и в конце концов часть попкорна непременно попадала обратно в коробку, из которой я его и ела, и я почти уверена, что именно так я и подцепила свиной грипп.

На следующий день мы вернулись к моим родителям, чтобы запустить салют в честь Дня независимости, а когда у нас закончились «римские свечи», папа сказал:

– Ой! Я же обещал внукам, что сегодня мы будем стрелять из пушки.

И Хейли закричала:

– Ура!

– Ты пообещал моей дочке, которая еще даже в школу не ходит, что дашь ей поджечь фитиль у пушки? – не веря своим ушам, спросила я.

– Нет. Конечно же, нет, – ответил он. – Я сказал, что дам Тексу это сделать.

И это было куда безопасней, потому что Тексу, блин, было уже шесть. Я посмотрела на свою сестру, пытаясь понять, как она отнесется к тому, что ее ребенок подожжет пушку времен Гражданской войны, но она только пожала плечами, потому что привыкла к подобным вещам и научилась идти на уступки.

– Уверен, что это безопасно? – спросила Лиза, и папа заверил ее, что разрешит Тексу только зарядить и подготовить пушку – для этого Тексу нужно было стоять прямо перед огромной заряженной пушкой – но сестра сохраняла относительное спокойствие, потому что знала, что папе в любом случае вряд ли удастся пушку зажечь. И она оказалась права. Но папа решил, что нужно просто больше пламени, и принялся зажигать непокорную пушку паяльной лампой. Тогда-то я и побежала за фотоаппаратом, потому что знала, что мне в жизни никто не поверит. Залп пушки в столь поздний час непременно разбудил бы соседей, но тут я вспомнила, что они запускали салют всю неделю напролет, так что, если бы пушка и правда выстрелила, получилась бы такая нехилая месть. И она выстрелила. И это было чертовски круто, причем все остались живы и даже не были перемазаны кровью, так что ночь выдалась самая удачная на неделе.

Когда в последнюю ночь перед отъездом мы заходили в дом моих родителей, Виктор показал на стол, подвешенный цепями к крыше навеса для автомобиля. Виктор сказал, что на нем вроде как медвежий труп, и я решила, что он просто перебрал, но на следующее утро, когда мы пошли загружать машину, я поняла, что он был прав. Сначала я решила, что мне, наверное, нужны очки, раз я умудрилась не заметить на заднем дворе медведя, неделю напролет парившего верхом на столе. Но потом вспомнила, что и пушку поначалу тоже не увидела: слишком уж много всего остального было вокруг.