Давай притворимся, что этого не было - [37]

Я частенько использую этот прием. На самом деле прозвучало настолько убедительно, что я решила не останавливаться.

– Я знала, что ты сможешь справиться с этой змеей. Иногда нужно просто довериться.

Именно вера меня и спасала на протяжении всей недели, предшествовавшей нашей свадьбе. Лично я была в ужасе от такого количества внимания со стороны других людей, и мне хотелось просто сбежать с Виктором и пожениться в теннисных туфлях в Лас-Вегасе, где двойник Элвиса объявил бы нас мужем и женой, но Виктор был единственным ребенком в семье, так что его родители хотели настоящей свадьбы, поэтому я смирилась и просто плыла по течению. Я никогда не мечтала о пышной свадьбе, так что совсем не думала о традиции символической передачи огня домашнего очага посредством зажженной свечи и обеде в честь репетиции свадьбы. Мы с мамой смастерили фату при помощи клеевого пистолета, сетки и ободка с цветами, а торт купили в местном продуктовом.

Ни я, ни Виктор не были верующими, так что мои бабушка с дедушкой подкупили свою церковь, чтобы нам разрешили использовать их небольшую часовню. Церемония продолжалась целых двенадцать минут, поскольку мы попросили священника убрать практически все упоминания про Иисуса («Конечно же, Иисус приглашен, – объяснили мы священнику. – Просто мы не хотим, чтобы он выступал с длинной речью»). После этого у нас было двадцатиминутное свадебное торжество в подвале, который выглядел в точности так, как и должен выглядеть подвал, только еще более уныло.

Тем не менее в часовне, где мы оба сказали «да», ничто из этого, казалось, не имело значения. Важно было лишь то, что мы любили друг друга. И пока наша родня пробиралась к выходу из церкви, чтобы бросать потом в нас птичий корм, мы с Виктором спрятались за алтарем, и я заставила его пообещать мне, что он будет любить меня вечно.

– Доверься мне, – сказал он с надменной улыбкой.

Оглядываясь назад, я понимаю, что должна была попросить о чем-то более практичном, например: «Пообещай мне, что всегда будешь убирать кошачью рвоту в коридоре», или «Пообещай, что не будешь спрашивать “у тебя что, месячные?” посреди совершенно рационального спора, когда тебе нужно просто извиниться и перестать быть мудаком».

Но нет же, я была юной и наивной, хотела любви и старалась верить, что этого будет достаточно. Иногда нужно просто принять на веру.

Если бы вы нас не знали, то могли бы вообразить, что мы в этот момент кружимся на балу при свете свечей, а не стоим перед декоративным задником в фотостудии в торговом центре. Как бы то ни было, в колонках звучал Лайонел Ричи. Играла песня «Танцуя на потолке». Как будто бы даже торговый центр над нами насмехался.

Как же хорошо дома

Когда мы поженились, я начала работать в службе управления персоналом. Виктор работал с компьютерами. Мы купили небольшой домик семидесятых годов постройки в Сан-Анджело, том самом городе, где ходили в колледж. Дом быстро оброс множеством воспоминаний. Именно в этом доме я решила, что «Проблема 2000» – это, по сути, конец света, так что в канун Нового 2000 года наполнила ванну водой, чтобы нам было что пить, когда вода в кранах превратится в кровь, но мой кот не понял, что ванна полная, и плюхнулся прямо в воду, и вся вода от этого стала грязная. Виктор смеялся над моим негодованием, и меня это просто выбесило, потому что але! Я как бы делаю это для нас обоих. А потом он оставил меня одну дома, чтобы поехать проверить компьютеры на работе, и даже не зарядил для меня дробовик, прежде чем уехать. Когда он вернулся несколько часов спустя, я уже забаррикадировала дверь диванами, чтобы в дом не ворвались мародеры. Я слишком устала, чтобы раздвигать обратно всю эту мебель, так что просто сказала ему, что дверь не работает из-за проблемы 2000 и ему придется спать под машиной. В итоге ему удалось меня убедить в том, что никаких мародеров поблизости нет, так что я открыла окно, чтобы он смог забраться в дом.

Эти счастливые воспоминания и вертелись у меня в голове, когда месяц спустя Виктору предложили работу в Хьюстоне, и он оставил меня продавать дом. Он нашел для нас новое местечко и рассчитывал, что я приеду следом за ним в Хьюстон через неделю-другую, но как только у меня появилась возможность уехать из глуши, откуда я всю жизнь мечтала свалить, я тут же поняла, насколько сильно не хочу уезжать. Меня пугала одна только мысль о жизни в большом городе, и я сделала все возможное, чтобы дом не купили. Я парковалась так, чтобы загораживать знак

который установил Виктор, и говорила стучавшимся к нам в дверь людям (которые увидели размещенное Виктором в газетах объявление), что мы продаем дом, потому что «я просто не могу больше жить в доме, в котором произошло столь ужасное убийство».

Спустя шесть месяцев ожидания Виктор начал подозревать, что я специально тяну с продажей, и приехал забрать меня в Хьюстон, сказав, что дом просто будет стоять пустой, пока его кто-нибудь не купит. Он с недовольным видом вытащил из решетки радиатора моей машины знак «Продается» (я все свалила на несуществующих хулиганов, которые, как я убеждала потенциальных покупателей, скитались по окрестным улицам по ночам в поисках потерявшихся домашних животных, чтобы их сожрать) и водрузил его обратно. Два часа спустя в дверь кто-то позвонил, и Виктор продал дом какому-то случайному прохожему. Он планировал отдать его своей дочке с мужем и принялся мерить лужайку перед домом, на которой хотел поставить колодец желаний, чтобы «дорожка выглядела более привлекательной». Мне стало жалко наш дом почти так же сильно, как себя саму.