Дарий Великий заслуживает большего - [55]

– Простите, что опоздал.

– Ничего. Главное, что все-таки приехал.

Мама с папой зашли в дом; Лале следовала за ними по пятам, на ходу рассказывая папе обо всем, что он пропустил, включая – цитирую – «мико прогрессии мисс Хоун».

Папа озадаченно поглядел на маму, потом на меня.

– Микроагрессию, – шепотом объяснил я и выскользнул в гараж, чтобы забрать папин чемодан из машины.

Пришлось попотеть: чемодан зацепился за резиновую кромку багажника и упорно отказывался вылезать. Обычно папа укладывал вещи очень аккуратно, но в этот раз чемодан распух, словно он побросал все кое-как и утрамбовал вместо того, чтобы сложить ровными рядами.

Поставив громоздкий чемодан на колесики, я достал второй, поменьше, а потом поднял кожаную сумку для документов с логотипом «Келлнер и Ньютон» с коврика перед пассажирским сиденьем.

– Ты голоден? – спросила у отца мама. – У нас там осталось немного кебабов.

«Немного» было, мягко говоря, преуменьшением.

Еды, которую мы привезли из Культурного центра, хватило бы на то, чтобы накормить целую сборную Чейпел-Хилл по соккеру.

– Давай садись. – Мама чуть ли не силой усадила папу за стол. Лале забралась на стул рядом с ним и продолжила рассказывать о школе.

Вода нагрелась до нужной температуры, я заварил чай и понес чемодан наверх.

Мама пошла за мной.

– Спасибо, милый.

– Не за что.

– Оставь здесь. Я заберу вещи в стирку.

– Хорошо.

Я приткнул чемодан в угол возле кладовки. Мама расстегнула его и начала вытаскивать папину одежду.

Как я и думал, скомканные вещи лежали вперемешку с обувью, которую папа, вопреки обыкновению, даже не убрал в тканевые мешочки.

Мама вздохнула так тихо, что я решил – мне почудилось.

Я подумал о том, что это не первый депрессивный эпизод Стивена Келлнера, с которым ей приходится иметь дело.

И не первый мой.

Я подумал о том, что сейчас мама вдобавок ко всему скорбит по своему отцу. И спросил:

– Хочешь чаю?

– Да, пожалуйста.

– Сейчас принесу.

Пока папа ел кебаб, со второго этажа спустились бабушки. Они тоже сменили свой вариант Персидского Повседневного Наряда на уютные спортивные костюмы, хотя волосы бабуля распускать не стала.

– Не вставай, – сказала бабушка, но папа не послушался: вылез из-за стола и поцеловал ее и бабулю в щеку.

– Тебе не мешало бы побриться, – заметила бабуля.

Папа в ответ пожал плечами и вернулся к ужину.

На кухне повисло молчание, до того хрупкое, тронь – и треснет, как сухая ветка.

– Как там в Калифорнии? – спросил я.

– Дел невпроворот, – сказал папа.

– Когда тебе нужно возвращаться?

Папа вздохнул.

– В понедельник.

– По крайней мере, там тепло, – сказала бабушка.

Бабуля кивнула, но ничего не добавила – только стояла и разглядывала папу, поджав губы.

Молчание вернулось. Есть у него такая привычка – возвращаться снова и снова.

– Кто-нибудь еще хочет чаю?

– Я хочу. – Бабуля перевела взгляд с бабушки на папу. – Стивен, у тебя точно все в порядке?

– Точно.

– Хорошо.

Бабушка положила руку папе на плечо.

– Выглядишь усталым.

– Мам, я правда в порядке. – Папа улыбнулся, но только губами, глаз улыбка не коснулась.

Что происходит?

Я чувствовал подспудное напряжение, но не мог понять, в чем его причина, и потому сделал то, что делал всегда в таких случаях: налил себе еще чаю.

– Что это? – спросил папа.

– Лунцзин, «Драконий колодец». – Я протянул папе ситечко с замоченными листьями, чтобы он понюхал. – Жареный зеленый чай. Из Китая.

Папа втянул носом воздух.

– Хорошо пахнет.

– Ага.

– А кофеина в нем много?

– Не очень.

– Хм. Тогда в следующий раз завари покрепче, чтобы мы не заснули во время «Звездного пути».

– Правда?

Папа улыбнулся, и на этот раз – по-настоящему. Под глазами у него набрякли темные круги, волосы пребывали в полнейшем беспорядке, но впервые с тех пор, как Стивен Келлнер переступил порог этого дома, он стал похож на моего отца.

– Правда.

Посетитель

Сколько я себя помню, папа придерживался правила: одна серия за вечер, если, конечно, речь не идет о серии из двух частей – тогда можно посмотреть сразу две. (При этом серии из трех частей все равно разбивались на три вечера по какой-то неведомой причине, которую папа отказывался раскрывать.)

Но когда мы закончили смотреть обе части «Пути воина» – серии, в которой Ворф из «Следующего поколения» присоединяется к команде космической станции «Глубокий космос 9», – папа не стал выключать телевизор и не остановил загрузку нового эпизода.

– Мы много пропустили, надо нагнать, – сказал он хриплым голосом, откашлялся и подвинулся ко мне, чтобы обнять за плечи. – Мне этого не хватало.

Я тоже прочистил горло.

– И мне.

Мы немного помолчали, и это было не хрупкое молчание, как тогда на кухне, а уютное. Папа дышал, и я дышал, медленно проваливаясь в диван под весом его руки.

– Пап?

– Чего?

– У тебя правда все хорошо?

Он нажал на «паузу», остановив тизер «Посетителя» в самом начале, и посмотрел на меня.

– Почему ты спрашиваешь?

– Просто когда ты приезжал в прошлый раз, то сказал, что в депрессии.

У папы дернулся уголок рта.

– И ты выглядел таким…

– Каким?

Слово «помятым» первым пришло мне на ум, но вслух я его не произнес.

Не смог.

– Усталым, – сказал я вместо этого. А потом добавил: – И грустным.