Дарий Великий не в порядке - [47]

– М-м…

У меня начало покалывать шею.

Я хотел знать, как проходит детство в Иране.

Какими были мои двоюродные братья, когда они были детьми.

Что представляет собой жизнь Зандаи Симин.

Тетя предлагала мне настоящее сокровище, кучу драгоценностей, достойных самого Смауга Ужасного (дракона, не водонагревателя). А меня так парализовало, что я не мог даже протянуть руку и выбрать драгоценный камень.

– Ну…

Зандаи Симин терпеливо улыбалась мне.

– Симин-ханум, – сказал Сухраб, – расскажите ему о Бабу и афтабу.

Зандаи Симин рассмеялась.

– Сухраб!

Она произнесла что-то на фарси, из-за чего его румянец стал еще гуще, но он рассмеялся в ответ.

– Дариуш-джан. Ты знаешь, что такое афтаба?[14]

Моя двоюродная сестра, Призрак Кольца

В некотором смысле Навруз – это персидская версия Рождества. Его празднуют в кругу семьи, все съедают горные массивы еды, и почти у всех в этот день выходной.

Мама всегда в этот праздник освобождала меня и Лале от школы. Я никогда никому не объяснял почему. Уверен, что Лале кому-то рассказывала, но, как я уже говорил, Лале пользуется куда большей популярностью, чем я.

Еще с Рождеством Навруз роднят подарки.

Маму и Бабу, которые наконец появились в гостиной с таким видом, будто ничего необычного не произошло, подарили мне новенькую белую рубашку классического кроя. Она немного походила на ту, которая была на Сухрабе, но полоски на ней были голубыми.

Дядя Джамшид и дядя Сохейл подарили мне каждый по пять миллионов иранских риалов.

Я не знал обменного курса иранского риала к доллару США, знал только, что разница была колоссальной.

Столько же дяди подарили Лале, и она тут же начала бегать по дому и кричать: «Я миллионер! Я миллионер!»

Весь день Лале украдкой подворовывала десерты – пахлаву и бамию. Еще она выпила три чашки чая, а вместе с ним употребила и девять кусочков сахара, так что в сестре моей было достаточно топлива, чтобы питать целую электроплазменную систему.

После обеда нас всех ждала еще и горка коттабов.

Лале я об этом не сказал.

Сухраб пошел за мной в комнату, когда я решил убрать рубашку и деньги.

– У меня для тебя кое-что есть, Дариуш, – сказал он.

– Правда?

Я чувствовал себя ужасно. Я же ничего для Сухраба не приготовил.

Как я мог предугадать, что у меня в Иране появится друг?

Сухраб достал небольшой сверток, завернутый в рекламные страницы иранской газеты. Он пытался отдать его мне в руки, но тут я вспомнил подходящее Правило Персидского Этикета.

– Я не могу его принять, – сказал я.

Это был не просто таароф.

Я чувствовал себя невыносимым эгоистом.

– Прошу.

– Нет, правда.

– Ну же, Дариуш. Не надо таарофа.

Он ткнул свертком мне в грудь.

Сопротивление было бесполезно.

– Ладно, Сухраб. Спасибо.

Я распаковал подарок, и в руки мне скользнула гладкая белая футболка. Это была футболка игрока сборной по соккеру/неамериканскому футболу с зеленой полосой через плечо, красной – на груди и едва видным силуэтом головы гепарда на животе.

– Ого, – произнес я. Гладкая ткань выскальзывала из пальцев, пока я рассматривал логотип на груди.

– Это футболка национальной сборной Ирана, ее называют Team Melli. Такая форма была у них на чемпионате мира.

Я надел футболку прямо поверх своей повседневной рубашки по-ирански – из-под низу торчал ее воротник, – но я все равно почувствовал себя настоящим иранцем. Даже при том, что изображение головы гепарда растянулось у меня на животе.

– Мне очень нравится, – сказал я. – Спасибо.

Я пару раз моргнул, потому что не хотел, чтобы Сухраб заметил, как мое настроение совершает Маневр Гравитационной Рогатки. Я знал, что футболки сборной по соккеру/неамериканскому футболу были недешевыми. Сухраб мог бы потратить эти деньги на новые бутсы, но вместо этого решил подарить мне футболку.

– С тобой все в порядке, Дариуш?

– Да. Да. – Я еще раз моргнул. – Просто это такой замечательный подарок. – Я почувствовал себя своим. – Я тебе ничего не подготовил. Прости, Сухраб.

Сухраб улыбнулся и сощурился.

– Не надо просить прощения. Я хотел сделать тебе сюрприз.

В дверном проеме появилась мама Сухраба с камерой в руках.

Я воспользовался тем, что он отвлекся, чтобы вытереть глаза и тихонько шмыгнуть носом.

– Сухраб! Ты подарил ему футболку.

– Да, маман.

– Мне она так нравится. Спасибо, ханум Резаи.

– Это все идея Сухраба.

– Отличная идея. – Я посмотрел на него.

Мама Сухраба подняла камеру. Сухраб обнял меня за плечо и заулыбался в объектив.

– Один. Два. Три, – произнесла она на фарси.

Я попытался улыбнуться, но, наверное, больше было похоже, что я удивлен. Или что у меня запор.

Никогда никто не обнимал меня за плечо так, как Сухраб. Как будто в том, чтобы вот так себя вести с другим парнем, не было ничего необычного. Как будто именно так друг с другом и ведут себя друзья.

У Сухраба в душе не было стен.

Это мне в нем очень нравилось.

Ханум Резаи щелкнула и решила проверить, что получилось. Она откинула голову и взглянула на экран поверх очков.

– Отлично!

– Спасибо, – снова сказал я. – Большое.

– Сухраб знал, что подарок тебе понравится.

Она сощурилась, улыбнувшись мне, и ускользнула в коридор.

Сухраб все еще стоял рядом со мной и похлопывал меня по плечу.