Дарий Великий не в порядке - [31]
– Э-э, – промычал я. – Мне норм. Приму душ, когда вернусь домой, к Маму.
– Ты весь грязный. – Сухраб указал на пятна травы на моих ногах и руках.
– У меня и полотенца-то нет.
Сухраб достал из рюкзака пару полотенец.
Не могу понять, как они туда уместились, особенно если учесть, что там еще лежали два комплекта формы и две пары бутс. Рюкзак Сухраба нарушал все нормы и законы времени и пространства.
Сухраб бросил полотенца на деревянную лавку между нами и стянул футболку, отлепив влажную ткань от плоской груди и живота. Он все еще тяжело дышал, и его живот вздувался и снова сокращался.
Я отвернулся, чтобы не стеснять его. А еще потому, что я сам был страшно смущен.
Сухраб был в замечательной форме.
И еще было странно, что он вот так, полностью, разделся. Я никогда не снимал одежды, находясь рядом с кем-то из ребят.
Даже стоя не очень близко к Сухрабу, я чувствовал, какой жар излучает его кожа, как ядро искривления за секунду до реакции.
Моя кожа все еще горела после активной тренировки, и я был этому рад: так Сухраб не смог бы понять, что я весь запылал от стыда, когда стянул с себя липкую футболку, обернул полотенце вокруг талии и снял позаимствованные шорты и свои собственные трусы через низ.
Сухраб был прав: душ мне бы не помешал.
В первобытном болоте, гноящемся у меня между ног, развивались новые формы жизни.
– Вон туда, – сказал Сухраб, хотя это было вовсе не обязательно, потому что из-за угла раздавался звук текущей воды в душе.
Я пошел за ним. Полотенце лежало у него на плечах, как будто его ничего в мире не заботило.
У меня покалывало во всем теле, от ушей, вниз по шее и плечам до самых пальцев ног. По дороге в душевую я чуть не запнулся.
Даже дышать не мог.
– Ой.
Здесь не было кабинок. Из стены просто торчали душевые лейки.
Красная тревога.
Хуссейн и Али-Реза уже стояли под струями, разговаривали о чем-то на фарси и смеялись. Оба были загорелыми и худыми, блики на влажной коже выгодно подчеркивали накачанные мышцы пресса.
Находясь с ними в одном помещении, я уже чувствовал себя исполином космического происхождения.
Сухраб повесил полотенце на крючок. Я закусил губу, втянул живот и сделал то же самое. Потом встал под ближайший душ, отвернулся от парней и постарался выровнять дыхание.
Кажется, у меня началась паническая атака.
Диагноз «тревожное расстройство» мне никто никогда не ставил, но доктор Хоуэлл говорит, что оно часто идет рука об руку с депрессией. «Сопутствующее заболевание» – так он говорил.
Выражение, не вселяющее особого энтузиазма.
Оно меня тревожило.
Иногда у меня так сильно стучало сердце, что казалось, я вот-вот умру. А потом я начинал рыдать без причины.
Нельзя было, чтобы парни стали свидетелями подобной сцены.
С Настоящими Персами такое не происходит.
Парни затихли. За шумом воды я едва различал их голоса.
Я тер подмышки и отмывал пятна травы с локтей до тех пор, пока кожа не стала розовой и не воспалилась. Хуссейн и Али-Реза шепотом спорили с Сухрабом на фарси.
За моей спиной Сухраб прочистил горло.
– Дариуш?
– М-м. Что?
– А что с твоим… пенисом?
В горле мгновенно вырос комок.
– Ничего, – скрипнул я.
Сухраб что-то снова сказал тем двоим, на фарси, и они ответили ему уже более настойчивым тоном.
Сухраб снова откашлялся.
– Он как-то иначе выглядит.
– Э… Я не обрезан?
Это не было вопросом. Я просто не был уверен, что Сухраб знает, как перевести на фарси слово «обрезанный».
– А!
И он начал что-то говорить Али-Резе и Хуссейну, без сомнений объясняя им, что у меня с членом.
Не думал, что моя кожа может еще сильнее покраснеть, но теперь я не сомневался, что начал буквально светиться, как протозвезда перед тем, как произойдет термоядерная реакция.
Али-Реза рассмеялся и сказал по-английски, чтобы я понял:
– Выглядит как тюрбан аятоллы.
Аятолла Хаменеи был высшим руководителем Ирана, самым главным религиозным и государственным деятелем. Его фотографии висели буквально повсюду, на вывесках, стенах и полосах газет: пушистая седая борода и темный тюрбан, обернутый вокруг головы.
Это было самое унизительное сравнение за всю мою жизнь.
Хуссейн сказал что-то на фарси, и Али-Реза снова расхохотался.
А потом и Сухраб произнес:
– Аятолла Дариуш.
И вот уже все трое смеялись.
Надо мной.
Мне казалось, я понимал Сухраба.
Казалось, что мы станем друзьями.
Как я мог так ошибаться?
Может, папа и был прав.
Что, если я навсегда останусь мишенью для других людей?
И буду расплачиваться даже за то, в чем лично не виноват. Например, за то, что я из Америки. Или за то, что у меня есть крайняя плоть.
Все это было совершенно нормальным дома. Но не в Иране.
Я никогда не стану своим. Никогда и нигде.
Я принялся вытирать лицо, чтобы скрыть, что хлюпаю носом, пока Сухраб, Хуссейн и Али-Реза, хохоча, обсуждали мой пенис на фарси. Не так уж важно, что я не понимал их слов.
Волосы я мыть не стал. Соскреб следы от травы с икр, ополоснулся на первой космической скорости, потом схватил позаимствованное полотенце и робко выбрался из-под душа. Я бы побежал, если б не боялся поскользнуться на мокром полу.
Смех ребят последовал за мной. От отскакивал от кафельных стен, прыгал от уха к уху, гремел у меня в голове.
После поездки в Иран в жизни Дария Келлнера многое изменилось: он наконец наладил отношения с отцом, занимается футболом, работает в чайном магазине, а со своим лучшим другом Сухрабом общается по скайпу. А еще он влюбился. Но вскоре все рушится: работа в магазине дается ему с трудом, Сухраб не отвечает на звонки, отец постоянно в командировках. И еще, кажется, Дарий влюбился не в того… Дарий в порядке – как будто он наконец нашел себя в этом мире. Но, может, быть в порядке – недостаточно? Может, Дарий заслуживает большего?
Амелия была совсем ребенком, когда отец ушел из семьи. В тот день светило солнце, диваны в гостиной напоминали груду камней, а фигура отца – маяк, равнодушно противостоящий волнам гнева матери. Справиться с этим ударом Амелии помогла лучшая подруга Дженна, с которой девушка познакомилась в книжном. А томик «Орманских хроник» стал для нее настоящей отдушиной. Ту книгу Амелия прочла за один вечер, а история о тайном королевстве завладела ее сердцем. И когда выпал шанс увидеть автора серии, самого Нолана Эндсли, на книжном фестивале, Амелия едва могла поверить в свое счастье! Но все пошло прахом: удача улыбнулась не ей, а подруге.
Взору абсолютно любого читателя предоставляется книга, которая одновременно является Одой Нулевым Годам (сокр. ’00), тонной «хейта» (ненависти) двадцатым годам двадцать первого века, а также метамодернистической исповедью самому себе и просто нужным людям.«Главное, оставайтесь в себе, а смена десятилетий – дело поправимое».
Когда жизнь человека заходит в тупик или исчерпывается буквально во всем, чем он до этого дышал, открывается особое время и пространство отчаяния и невесомости. Кейси Пибоди, одинокая молодая женщина, погрязшая в давних студенческих долгах и любовной путанице, неожиданно утратившая своего самого близкого друга – собственную мать, снимает худо-бедно пригодный для жизни сарай в Бостоне и пытается хоть как-то держаться на плаву – работает официанткой, выгуливает собаку хозяина сарая и пытается разморозить свои чувства.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Охота на самцов» — книга о тайной жизни московской элиты. Главная героиня книги — Рита Миронова. Ее родители круты и невероятно богаты. Она живет в пентхаусе и каждый месяц получает на банковский счет завидную сумму. Чего же не хватает молодой, красивой, обеспеченной девушке? Как ни удивительно, любви!
В сборник популярного ангольского прозаика входят повесть «Мы из Макулузу», посвященная национально-освободительной борьбе ангольского народа, и четыре повести, составившие книгу «Старые истории». Поэтичная и прихотливая по форме проза Виейры ставит серьезные и злободневные проблемы сегодняшней Анголы.
После смерти своей лучшей подруги Ингрид Кейтлин растеряна и не представляет, как пережить боль утраты. Она отгородилась от родных и друзей и с трудом понимает, как ей возвращаться в школу в новом учебном году. Но однажды Кейтлин находит под своей кроватью тайный дневник Ингрид, в котором та делилась переживаниями и чувствами в борьбе с тяжелой депрессией.
Аристотель – замкнутый подросток, брат которого сидит в тюрьме, а отец до сих пор не может забыть войну. Данте – умный и начитанный парень с отличным чувством юмора и необычным взглядом на мир. Однажды встретившись, Аристотель и Данте понимают, что совсем друг на друга не похожи, однако их общение быстро перерастает в настоящую дружбу. Благодаря этой дружбе они находят ответы на сложные вопросы, которые раньше казались им непостижимыми загадками Вселенной, и наконец осознают, кто они на самом деле.
Вскоре после самоубийства отца шестнадцатилетний Аарон Сото безуспешно пытается вновь обрести счастье. Горе и шрам в виде смайлика на запястье не дают ему забыть о случившемся. Несмотря на поддержку девушки и матери, боль не отпускает. И только благодаря Томасу, новому другу, внутри у Аарона что-то меняется. Однако он быстро понимает, что испытывает к Томасу не просто дружеские чувства. Тогда Аарон решается на крайние меры: он обращается в институт Летео, который специализируется на новой революционной технологии подавления памяти.
Однажды ночью сотрудники Отдела Смерти звонят Матео Торресу и Руфусу Эметерио, чтобы сообщить им плохие новости: сегодня они умрут. Матео и Руфус не знакомы, но оба по разным причинам ищут себе друга, с которым проведут Последний день. К счастью, специально для этого есть приложение «Последний друг», которое помогает им встретиться и вместе прожить целую жизнь за один день. Вдохновляющая и душераздирающая, очаровательная и жуткая, эта книга напоминает о том, что нет жизни без смерти, любви без потери и что даже за один день можно изменить свой мир.