«Дар особенный»: художественный перевод в истории русской культуры - [36]
Живым явлением русской прозы «Дон Кишоту» Жуковского позволила стать та «переакцентуация» (М.М. Бахтин), которой роман Сервантеса был подвергнут в версии Флориана и которая применительно ко вкусам русских писателей, потребностям русской литературы и особенностям русского языка была еще усилена Жуковским. Каждая эпоха имела свою концепцию «Дон Кихота», иногда это находило подтверждение в переводах или переводе, который способствовал ее углублению. Мировая литература знает версии «Дон Кихота», соответствующие точке зрения на роман Сервантеса просветителей, сентименталистов, романтиков, реалистов. В России не было перевода, отвечавшего интерпретациям романтиков (подобного версии Л. Тика), и это, по-видимому, отразилось на развитии русской романтической прозы. В эпоху реализма переводы К.П. Масальского и В.А. Карелина свою миссию в целом выполнили, хотя они и не идут ни в какое сравнение с возникшими в то же время интерпретациями Белинского, Тургенева и Достоевского и с творческим освоением русскими писателями, особенно Гоголем, Тургеневым, Достоевским и Лесковым, сервантесовского романа. И в этом смысле талантливый перевод Жуковского, полностью отвечавший насущным потребностям эпохи, заложивший основы и нового понимания романа в России, и способов воссоздания его на русской почве, выгодно отличается и от предшествующих ему, и от современных и последующих русских версий.
«Мы, русские, не имеем хорошего перевода “Дон Кихота”…»
Когда в 1831 году вышел в свет новый перевод «Дон Кихота» Сервантеса на русский язык, осуществленный С.С де Шаплетом[227] на основе той же версии Флориана, которой ранее воспользовался Жуковский, он был встречен с нескрываемым раздражением прежде всего потому, что современники Пушкина «пожелали видеть Данте, Шекспира и Сервантеса в их собственном виде, в их народной одежде»[228]. Пришла пора переводить с испанского.
Первым из русских литераторов к испанскому оригиналу обратился Константин Петрович Масальский, прозаик, поэт и переводчик, весьма заметная фигура в русской литературе 1830 – 1840-х годов. Овладев испанским языком, он уже в 1820-е годы, одним из первых в России, переводил испанскую лирику. В 1838 году вышел из печати его перевод первых 27 глав «Дон Кихота», о котором Белинский, не слишком жаловавший Масальского как писателя, отозвался весьма благосклонно. Утверждая, что перевод Масальского в качестве перевода буквального противопоставлен вольным пересказам, существовавшим до 1838 года, и сочувственно его оценивая, «Отечественные записки» ратовали за третий тип перевода, сочетающий точность передачи с «гибким и богатым русским языком», за переводческие принципы, следование которым даст возможность передать «и верность, и плавность подлинника»[229]. Рецензия Ф.В. Булгарина любопытна тем, что выявляет точку зрения писателя на «Дон Кихота» как на плутовской роман. Булгарин слегка упрекает переводчика (впрочем, не без оснований) в том, что в русской версии нет «благородной простоты тона, той легкости и той иронии, которая даже обыкновенное приветствие превращает в эпиграмму в устах Сервантеса»[230]. Что касается остальных рецензий, то они также в целом приветствуют появление перевода[231].
Антидемократическая установка (в том числе и в переводческой деятельности) послужила причиной достаточно внимательного отношения к оригиналу (при невнимании к потребностям и возможностям читателей). Следствием ориентации переводчика на «объективное», формальное воспроизведение текста явилось довольно холодное отношение к его работе читательской публики. После появления в 1866 году версии, выполненной В. Карелиным, перевод Масальского больше не переиздавался. Прекращение переизданий, конечно, в немалой степени было вызвано тем, что перевод Масальского был неполным. Немаловажно также, что Карелин, в отличие от Масальского, откровенно следовал принципам приспособления перевода потребностям текущего дня. Наиболее отчетливо все сильные и слабые стороны перевода Масальского выступают при сопоставлении его с переводом Карелина, выполненным в новую литературную эпоху и отразившим иные представления об этой специфической отрасли литературного труда.
Перевод В.А. Карелина, сотрудника «Русского инвалида», выдержал шесть изданий (1866, 1873, 1881, 1892, 1901, 1910 годы), причем последние вышли после появления нескольких новых русских версий «Дон Кихота» – А.Г. Кольчугина (1895), Н.М. Тимофеева (1895), Л.А. Мурахиной (1899), М. Басанина (1903), под ред. Н.В. Тулупова (1904) и М.В. Ватсон (1907). На первое издание откликнулся только «Голос» редкой по откровенной тенденциозности рецензией. Охарактеризовав вскользь перевод Масальского, тяготевший к буквализму, как неудовлетворительный «по тяжелому складу языка», рецензент «Голоса» рассматривает перевод Карелина как в высшей степени своевременный. Доказательству этого тезиса и посвящена, собственно говоря, вся рецензия. По мнению ее автора, такие «капитальные» произведения, как «Дон Кихот», которые «вечно-живыми и неувядаемо-прекрасными идеалами действуют обличительно против всего ложного, фальшивого, эксцентричного», особенно необходимы в эпохи, когда оригинальная литература того или иного народа падает или принимает ложное направление. Под «ложным направлением» понималась деятельность революционных демократов, «партия, проповедующая под видом либеральных и туманных доктрин самый узкий материализм, самое тупое отречение от всего прекрасного и от его лучших представителей». Далее следует прямое уподобление их Дон Кихоту и опасение, что они собьют с толку слишком много «неразвитой молодежи»: «Отуманенные поверхностным чтением Прудона и Фурье, при полном незнании русской действительности и современных потребностей общества, они пустились на своем Росинанте в бестолковую защиту женщин и всех притесненных и гонимых…»
