«Дар особенный»: художественный перевод в истории русской культуры - [21]

Шрифт
Интервал

. Переводчик позволяет себе значительные отступления от смысла. Со всех этих точек зрения наиболее удачен перевод П. Грушко. Для сопоставления можно привести русские переводы припева этой столь разнообразной в метрическом отношении «вольной» песни:

Que es mi barco mi tesoro,
Que es mi Dios la libertad,
Mi ley la fuerza у el viento,
Mi única patria la mar.

(Мое сокровище – корабль, / Свобода – мой бог, / Сила и ветер – мой закон, / Море – моя единственная родина.)


8

Мигель де Унамуно, один из величайших испанских поэтов XX века, долгое время был заслонен Мигелем де Унамуно – философом и прозаиком. Истинной сущностью своих книг он считал фрагментарность, принципиальную незавершенность и проблематичность идей, в них заложенных. Ему свойственно непрерывно переходить от одной темы к другой, от одного ее оттенка к другому, никак не связывая их между собой. В его произведениях, в том числе и в стихах, нет ни логических ступенек, ни цепочек аргументации. В то же время наряду с расчлененностью идей его философским взглядам присуще глубокое единство. Все это делает его одним из самых трудных для перевода испанских поэтов. Показателен для Унамуно сонет «Vuelve hacia atras la vista, caminante…».

Vuelve hacia atrás la vista —, caminante,
verás lo que te queda de camino;
desde el oriente de tu cuna, el sino
ilumina tu marcha hacia adelante.
Es del pasado el porvenir semblante;
como se irá la vida asi se vino;
cabe volver las riendas del destino
como se vuelve del revés un guante.
Lleva tu espalda reflejado el frente;
sube la niebla por el rio arriba
у se resuelve encima de la fuente;
la Ianzadera en su vaiven se aviva;
desnacerás un dia de repente;
nunca sabrás donde el misterio estriba.

(Посмотри назад, путник, / и ты увидишь оставшуюся часть дороги; / с востока твоей колыбели судьба / освещает твой путь вперед. / Из прошлого можно видеть будущее; / жизнь уйдет так же, как она пришла; / так потяни за поводья судьбы, / как выворачивают наизнанку перчатку. / Твой затылок несет отражение лба; / над рекой поднимается облако, / чтобы испариться над родником; / челнок в колебании самовозрождается; / однажды ты внезапно мир покинешь; / и никогда ты не узнаешь, где скрыта тайна.)

Характерный для поэта прием нанизывания одной на другую ипостасей одного философского тезиса, неизменно облеченных в форму парадоксально заостренного афоризма, если и может быть воссоздан средствами другого языка, то лишь ценой равноценных замен значительной их части. Именно поэтому можно приветствовать сосуществование в пределах одного сборника переводов этого сонета, выполненных С.Ф. Гончаренко и А.М. Косс.

Пусть даль зовет. Не слушай, путник, зова.
Взглянув назад, прочтешь пути итог.
Судьбой решен исход твоих дорог
там, где горит восток родного крова.
Грядущее – лишь зеркало былого.
Жизнь истечет, как этот миг истек…
Ты наизнанку выверни свой рок,
но все равно все повторится снова,
как повторится вод круговорот.
В миру царит надежная порука:
грядет за оборотом оборот,
в затылок узнаем лицо мы друга…
И тайна рокового круга
тебя и род людской переживет.
Гончаренко
* * *
О путник, обернись, взгляни назад,
И ты увидишь путь, тебе сужденный.
Он вдаль пролег, восходом освещенный,
Но в дали той уже горит закат.
Прошедшее с грядущим стало в ряд.
Приход, уход – одни у них законы.
Так поверни же руль судьбы бессонной,
Как стрелку, что обходит циферблат.
Твой запад озарен твоим востоком;
В низовьях испаряется вода,
Чтоб возвратиться облаком к истокам;
Как маятника диск, снуют года,
Ты в мир вошел, как выйдешь – призван роком,
И правды не узнаешь никогда.
Косс

Примеры, раскрывающие основной философский постулат М. де Унамуно (благодаря которым он в каждой новой строке или двух строках поворачивается новой гранью), воссозданы в переводах по-разному и различным образом компенсированы[148]. Однако принцип взаимодополняемости может быть выдвинут в данном случае не потому, что творческие установки переводчиков были принципиально различны, а потому, что перед нами не два решения, а два достаточно убедительных варианта одного решения. Каждое из них обогащает наше представление об авторе, поэтическое дарование которого не имеет аналогий на русской почве.

9

По словам Федерико Гарсиа Лорки, в его «Сомнамбулическом романсе» есть «изрядная толика анекдота, щемящая трагическая атмосфера», и никому, в том числе и ему самому, «неведомо, что же на самом деле происходит, ибо тайна поэзии остается тайной и для поэта, ее излагающего, который, впрочем, как правило, об этом и не подозревает»[149]. В основной текст антологии включен перевод этого романса, выполненный О.Г. Савичем, в приложении напечатан перевод А.М. Гелескула. На наш взгляд, достаточно красноречивы некоторые наблюдения на одном лишь уровне образной структуры. В свете высказывания поэта[150] нагляднее выступает различие творческих методов Савича и Гелескула. Первый перевод в целом ближе к оригиналу, но иногда Савич невольно поясняет текст, слегка расшифровывает метафоры. Эта тенденция заметна уже в первой строке романса: «Люблю тебя в зелень одетой» («Verde que te quiero verde»). У Гелескула: «Любовь моя, цвет зеленый». Одной из особенностей Гелескула является как раз способность ни в малейшей мере не вносить в работу над текстом элемент расшифровки. В то же время если у Савича «образная пружина» Лорки то и дело имеет на виток меньше, у Гелескула нередко наблюдается обратная картина. Приведем два примера:


Рекомендуем почитать
В пучине бренного мира. Японское искусство и его коллекционер Сергей Китаев

В конце XIX века европейское искусство обратило свой взгляд на восток и стало активно интересоваться эстетикой японской гравюры. Одним из первых, кто стал коллекционировать гравюры укиё-э в России, стал Сергей Китаев, военный моряк и художник-любитель. Ему удалось собрать крупнейшую в стране – а одно время считалось, что и в Европе – коллекцию японского искусства. Через несколько лет после Октябрьской революции 1917 года коллекция попала в Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина и никогда полностью не исследовалась и не выставлялась.


Провинциализируя Европу

В своей книге, ставшей частью канонического списка литературы по постколониальной теории, Дипеш Чакрабарти отрицает саму возможность любого канона. Он предлагает критику европоцентризма с позиций, которые многим покажутся европоцентричными. Чакрабарти подчеркивает, что разговор как об освобождении от господства капитала, так и о борьбе за расовое и тендерное равноправие, возможен только с позиций историцизма. Такой взгляд на историю – наследие Просвещения, и от него нельзя отказаться, не отбросив самой идеи социального прогресса.


Тысячеликая мать. Этюды о матрилинейности и женских образах в мифологии

В настоящей монографии представлен ряд очерков, связанных общей идеей культурной диффузии ранних форм земледелия и животноводства, социальной организации и идеологии. Книга основана на обширных этнографических, археологических, фольклорных и лингвистических материалах. Используются также данные молекулярной генетики и палеоантропологии. Теоретическая позиция автора и способы его рассуждений весьма оригинальны, а изложение отличается живостью, прямотой и доходчивостью. Книга будет интересна как специалистам – антропологам, этнологам, историкам, фольклористам и лингвистам, так и широкому кругу читателей, интересующихся древнейшим прошлым человечества и культурой бесписьменных, безгосударственных обществ.


Гоголь и географическое воображение романтизма

В 1831 году состоялась первая публикация статьи Н. В. Гоголя «Несколько мыслей о преподавании детям географии». Поднятая в ней тема много значила для автора «Мертвых душ» – известно, что он задумывал написать целую книгу о географии России. Подробные географические описания, выдержанные в духе научных трудов первой половины XIX века, встречаются и в художественных произведениях Гоголя. Именно на годы жизни писателя пришлось зарождение географии как науки, причем она подпитывалась идеями немецкого романтизма, а ее методология строилась по образцам художественного пейзажа.


Чехов и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

В книге, посвященной теме взаимоотношений Антона Чехова с евреями, его биография впервые представлена в контексте русско-еврейских культурных связей второй половины XIX — начала ХХ в. Показано, что писатель, как никто другой из классиков русской литературы XIX в., с ранних лет находился в еврейском окружении. При этом его позиция в отношении активного участия евреев в русской культурно-общественной жизни носила сложный, изменчивый характер. Тем не менее, Чехов всегда дистанцировался от любых публичных проявлений ксенофобии, в т. ч.


Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают

«Лишний человек», «луч света в темном царстве», «среда заела», «декабристы разбудили Герцена»… Унылые литературные штампы. Многие из нас оставили знакомство с русской классикой в школьных годах – натянутое, неприятное и прохладное знакомство. Взрослые возвращаются к произведениям школьной программы лишь через много лет. И удивляются, и радуются, и влюбляются в то, что когда-то казалось невыносимой, неимоверной ерундой.Перед вами – история человека, который намного счастливее нас. Американка Элиф Батуман не ходила в русскую школу – она сама взялась за нашу классику и постепенно поняла, что обрела смысл жизни.