«Дар особенный»: художественный перевод в истории русской культуры - [11]
Знаменательно, что большая часть переводческих работ Осипа Мандельштама (1891–1938) относится к 1920-м годам, причем это была именно «работа», хотя подчас и высококлассная, поскольку один из крупнейших русских поэтов XX века переводил не столько поэзию (сонеты Петрарки, стихотворения Барбье, фрагменты из старофранцузского эпоса, поэма Важи Пшавелы «Гоготур и Апшина»), сколько прозу, в основном с французского («Злюка-луна» Анри Барбюса, «Обормоты» Жюля Ромена, «Письма к моему другу-патогонцу» Жоржа Дюамеля, «Тартарен из Тараскона» Альфонса Доде).
В конце 1920-х годов перестали публиковать не только поэзию, но даже рецензии Михаила Кузмина (1872–1936); единственным средством к существованию для него остались переводы. Кузмин переводил Гете, Анри де Ренье, Мериме, однако особенно много сил, времени и душевной энергии он посвятил Шекспиру[72]. При жизни он успел напечатать только перевод «Короля Лира», при этом сохранились выполненные им переводы следующих шекспировских пьес: «Укрощение строптивой», «Два веронца», «Много шуму попусту», «Веселые виндзорские кумушки», «Бесплодные усилия любви», «Король Генрих IV» (совместно с В. Морицем) и «Буря», и, к сожалению, не сохранились переводы 110 сонетов цикла, посвященного таинственному другу.
Не печатали или почти не печатали своих оригинальных стихов, до недавнего времени известных лишь ограниченному кругу ценителей поэзии, такие замечательные русские поэты и выдающиеся переводчики, как Арсений Тарковский, Семен Липкин, Мария Петровых. Арсений Тарковский (1907–1988) переводил с языков Востока, в том числе народов Советского Союза, главным образом Закавказья и Средней Азии, много и плодотворно, и создавалось впечатление, что маститый переводчик, к которому с восхищением и пиететом относились как собратья по перу, так и власти, вполне может быть доволен своей литературной карьерой. Благодаря Тарковскому в распоряжении русского читателя оказались прекрасные переводы туркменских поэтов (Махтумкули, Кемине), армянских (Ованес Шираз, Егише Чаренц), грузинских (Важа Пшавела, Симон Чиковани), каракалпакской поэмы «Сорок девушек»[73]. «Да, следует констатировать, – писал об Арсении Тарковском Юрий Кублановский, – что этот добросовестный и в меру благополучный переводчик, переводчик советский, ибо переводил он не из потребности, а для заработка, человек лояльный и осторожный, был на деле, быть может, сам того не осознавая, настоящим литературным подпольщиком, десятилетиями неуклонно творящим свой несравненный лирический микрокосм, который не прейдет, покуда существует наша словесность»[74].
Выдающуюся роль в популяризации духовного наследия народов Востока сыграл Семен Липкин. Его перу принадлежат переводы таких гениальных эпопей, как «Лейли и Меджнун», «Манас», «Джангар», поэма Алишера Навои «Семь красавиц».
Мария Петровых (1908–1979) много переводила из поэзии народов СССР (армянских, грузинских, еврейских, кабардинских поэтов), польской (Болеслава Лесьмяна, Леопольдо Стаффа, Юлиана Тувима, Константы Ильдефонса Галчиньского), болгарской, чешской, югославской поэзии, поэзии стран Востока: андалузской, вьетнамской, индийской (Рабиндраната Тагора) и т. д. «Поэзия Марии Петровых, – пишет о ней Анатолий Гелескул, – тогда существовала как-то замурованно – не явно и не подпольно, а в ином, четвертом измерении, доступном лишь для избранных друзей»[75].
После публикации в 1930 году стихотворения Аркадия Штейнберга (1907–1984) «Волчья облава» поэта оценили Мандельштам и Маяковский. Позднее Семен Липкин считал его одним из крупнейших поэтов эпохи. Однако «эпоха» распорядилась так, что поэта и живописца Аркадия Штейнберга современники знали прежде всего как переводчика «Потерянного рая» Мильтона, стихов китайского поэта Ван Вэя и др.
Только в 1990-е годы начинают публиковаться оригинальные стихи Николая Стефановича (1912–1979), активно переводившего на протяжении нескольких десятилетий с восточных (Рабиндранат Тагор) и европейских (Ярослав Врхлицкий, Поль Верлен) языков. Между тем Борис Пастернак считал его одним из лучших поэтов России.
По-видимому, отдельного разговора заслуживают те русские поэты, которые, не имея особых препятствий для публикации собственных стихов, тем не менее весьма активно переводили, поскольку испытывали потребность в подобной литературной работе и находили в ней вкус. Это Всеволод Рождественский (1895–1977), Павел Антокольcкий (1896–1978), Борис Слуцкий (1919–1986), Давид Самойлов (1920–1990) и некоторые другие. Вне всякого сомнения, поэтический перевод был для них одной из форм самовыражения, поэтому вопрос о «нише» в связи с ними оказывается достаточно спорным. В переводах Рождественского русский читатель познакомился со многими украинскими («Наталка-полтавка» Ивана Котляревского), латышскими (Ян Райнис), но главным образом французскими поэтами (Теофиль Готье, Андре Шенье, Пьер Жан Беранже, Виктор Гюго, Анри Огюст Барбье, Жозе-Мариа Эредиа, Эмиль Верхарн); в переводах Антокольского
Кто такие интеллектуалы эпохи Просвещения? Какую роль они сыграли в создании концепции широко распространенной в современном мире, включая Россию, либеральной модели демократии? Какое участие принимали в политической борьбе партий тори и вигов? Почему в своих трудах они обличали коррупцию высокопоставленных чиновников и парламентариев, их некомпетентность и злоупотребление служебным положением, несовершенство избирательной системы? Какие реформы предлагали для оздоровления британского общества? Обо всем этом читатель узнает из серии очерков, посвященных жизни и творчеству литераторов XVIII века Д.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.