Дар - [71]

– Мне хотелось бы иметь возможность просто быть такой, какая я есть, а не взвешивать каждое слово на чаше весов.

– Да, у меня все точно так же, – ответил я.

Больше всего я желал взять ее руку и положить на чашу весов, но это было бы контрпродуктивно. Кроме того, Ребекка была еще не в той точке.

– У меня чувство развивается довольно долго.

Тогда она выбрала себе идеальную работу, подумал я.

– И есть не так много мужчин, которые достаточно терпеливы и могут ждать. И дают время, которое мне необходимо, – закончила она ход своей мысли.

Ну-ну, и тут есть риск: например, женщине, в которую ты безумно влюблен, даешь время, чтобы развились ее чувства, а годы спустя обнаруживаешь, что эти чувства так и не развились – по крайней мере, в нужном направлении. Но я поклялся себе в данный момент быть терпеливым. Я ведь и без того был чемпионом мира по ожиданию. Я мог продержаться дольше, чем кто бы то ни было. В ничегонеделании я был некоронованным королем.

* * *

Я не хотел затрагивать эту тему, а хотел скорее вытеснить ее, но ведь в вине, как известно, кроется истина, в том числе и неприятная, вот потому-то я предпочитаю пиво. Так или иначе, мы в конце концов заговорили про Мануэля, и тут я впал в депрессию. Ребекка сразу принялась допытываться, и я рассказал ей всю историю про Алису и про этого внезапного Йохена из Брауншвейга.

– Честно признаться, мне бы не хотелось снова терять своего ребенка, – сказал я.

– Мануэля ты не потеряешь, это точно, – заверила она.

– Но когда ты одиночка, против семьи ничего не сделаешь, уж мне ли не знать, с Флорентиной было то же самое.

– Разница только в том, что Флорентина тогда была маленьким ребенком. А Мануэль почти взрослый и сам может решать, с кем он хочет быть в контакте и с кем проводить время. А в этом отношении ты есть и наверняка останешься для него самым первым номером, – утверждала она.

– Ты так считаешь?

– Кроме того, когда-нибудь у тебя снова будет своя семья, и, может, быстрее, чем ты думаешь, – сказала она.

Именно на этих словах она положила свою ладонь на мою, которую я запоздало развернул, чтобы было ладонью к ладони: так можно больше ощутить.

– Так быстро у меня не получится, – усомнился я.

– Почем ты знаешь?

– Знаю. Потому что у меня есть обыкновение влюбляться только в женщин, которым требуется аномально много времени, пока у них разовьются чувства, это может длиться вечно, – ответил я.

Ребекка, правда, рассмеялась, но по оранжевому цвету ее ушей я понял, что мое послание на сей раз недвусмысленно дошло до нее.

Новотны в беде

В четверг Мануэль, взволнованный, ворвался в дверь после тренировки по баскетболу и хотел знать только одно: получила ли Романа спонсорское пожертвование. После нашей поездки в Донауштадт он вообще поразительно часто упоминал имя Романы, но я поначалу избегал заговаривать с ним об этом.

– Нет, к сожалению, пока нет, иначе бы меня уведомили, – ответил я.

После этого он горячо упрашивал меня позвонить Новотным и спросить, против чего я так же горячо возражал, пока мы, обоюдно изнурив друг друга, не достигли компромисса: я позвоню соседке, Кристине Кронбергер. Та сообщила мне разом две нерадостные новости. Во-первых, денежное пожертвование не поступило, но это было еще полбеды. Ибо, во-вторых, с Людвигом Новотны – видимо, из-за ажиотажа в прессе – случился инсульт, и он теперь лежит в больнице.

Романа с тех пор ни с кем не разговаривает, а Эрика Новотны находится на грани нервного срыва, да к тому же без денег.

Я заранее знал, какова будет реакция Мануэля, и она подтвердилась слово в слово.

– Мы должны что-то предпринять.

У меня на языке уже вертелся подходящий ответ – мое непременное «Не-так-уж-много-мы-можем-сделать», но я успел вовремя проглотить эти слова и сказал:

– Я подумаю, не придет ли мне что-нибудь в голову.

Таким образом я обеспечил себе хотя бы временной буфер. А Мануэль мог предаться воздействию того факта, что журналистика иногда достигает прямо противоположного результата, чем тот, к чему она стремилась.

* * *

Вечер я списал со счета и его остаток намеревался отдать бару Золтана. Я уже взял в руки зимнюю куртку, но тут заглянул в свой мобильник и наткнулся на новое сообщение от Ребекки. Это было несколько неожиданно, ведь я вел себя сдержанно и не отправил ей ни одну из эсэмэсок, черновики которых сохранил в папке.

«Дорогой Герольд, еще раз благодарю тебя за чудесный вечер. Не хочу, чтобы он был последним. Мне нравится, какой ты – прямой и открытый. Надеюсь, я наговорила не так много глупостей, вино слегка ударило в голову. Если у тебя будет желание еще как-нибудь выйти со мной, дай мне знать! Сердечно, твоя Ребекка».

Я знал, что даже не слишком близкие знакомые пишут друг другу в конце словечко «твоя-твой», но в данном случае разрешил себе воспринять «твоя Ребекка» совершенно лично и именно об этом хотел сейчас еще некоторое время поразмышлять. И в виде исключения я предоставил бар Золтана самому Золтану, открыл банку пива и остался дома, где мог без помех разбирать изображение «моей Ребекки» на все ее чарующие составные части и снова складывать их вместе.

Очень личная спонсорская акция