Дар - [70]

Чемпион мира по ожиданию

Приблизительно за час до нашей встречи я позвонил Ребекке, чтобы отменить свидание. Я чувствовал себя не в состоянии выслушивать от Норы во всех подробностях, почему дела ее плохи, а тем более развлекать ее. Кроме того, я выпил уже слишком много – слишком много или слишком мало, одно из двух. Вероятно, даже скорее слишком мало. Однако огорчение Ребекки оказалось больше, чем я ожидал.

– Это честно, ты правда не можешь прийти? Но почему? Ты заболел? Или что-то случилось? – спрашивала она.

– Нет-нет, ничего не случилось, это всего лишь просто не мой день.

– Но, может, он еще станет твоим днем, – сказала она.

– Вот это вряд ли. Практика показывает: если день не мой, то он так и остается не моим, а уж вечер потом точно всегда не мой.

– Ах, Герольд, значит, зря я заранее радовалась.

– Да, ты радовалась? Я, вообще-то, тоже, с самого начала, все эти недели, – признался я.

– К тому же Нора отказалась. То есть вы оба меня бросили, и мне это совсем не нравится.

– Как, Нора не придет? – переспросил я.

– Нет, она встречается с Ронни, это… ну, неважно. Она не придет.

– И ты бы меня, несмотря на это, все равно… то есть ты хочешь сказать, мы встретимся вдвоем?

– Да, разумеется, я хочу есть. А ты не хочешь?

– Хочу, немножко, вообще-то, я только что заметил, – соврал я.

– Ну, Герольд, тогда возьми же себя в руки, и встретимся, как договорились. О’кей?

– О’кей.

– Наверняка будет хорошо, вот увидишь, и у них там настоящие, чудесные тапас, – сказала она.

* * *

Вообще-то, я был не из тех людей, которые могут трезветь по приказу, но после холодного душа и свежей, хотя и неглаженой, белой рубашки – то была, вообще-то, моя единственная рубашка для выхода, а под выходом я теперь понимал не обязательно бар Золтана, – короче, я снова чувствовал себя почти в форме, и я был рад, что мне сейчас не нужно было думать о моем будущем с Мануэлем, вернее, без Мануэля, по крайней мере, думать непрестанно.

К счастью, в этом крайне изысканном «Хозе Антонио» были плотно исписанные, содержательно богатые меню, в которые можно было углубиться надолго и молча, ибо в первые минуты с Ребеккой я практически не мог выдавить из себя ни слова, настолько меня парализовало то, что было мне визуально явлено. Это было более чем впечатляюще: если женщина даже в белом халате так и просилась на миланские подмостки и даже в защитной маске имела такие пол-лица, что хоть сейчас на обложку Vogue, то можно себе представить, как она могла выглядеть вечером, когда практически ни один ее светло-русый волосок не был предоставлен случайности, да еще и свечи подыгрывали всему ансамблю. А ее тесно облегающий черный пуловер имел вставку от шеи вниз, представляющую собой тонкоплетеную вязку, вышивку, или москитную сетку, или фиг его знает что – я, к сожалению, не мог вглядываться туда достаточно долго, потому что при этом сразу забываешь поддерживать дыхание. В какой-то момент она оторвала взгляд от меню, посмотрела мне прямо в глаза – так, что голова пошла кругом, – и мягко сказала:

– Я возьму закуску с рыбой и овощами.

– Это хорошая мысль, – одобрил я.

С учетом моего состояния такой ответ можно было признать поистине находчивым.

* * *

Дар речи вернулся ко мне благодаря паре бокалов вина. Вначале мы обсуждали темы, лежащие на поверхности: ресторан, еду, зиму, Рождество, немного работу, немного зубы, чуть-чуть журналистику, очень много – пожертвования, очень много – загадки, очень много – открытые вопросы, общество, деньги, конец света и так далее.

Затем все больше говорили о личном. Оттолкнувшись от Норы, которая вот уже лет десять была несчастливо влюблена в Ронни, но лучше бы она усомнилась в своей влюбленности, а еще лучше – в самом Ронни, чем раздумывать, так ли уж она несчастлива, – мы перешли к представлению Ребекки об идеальном мужчине. Во всяком случае, недавний ее мужчина-для-субботних-вечеров им не являлся.

– И почему же?

– Потому что он женат.

– Это аргумент.

– Да, особенно когда впервые узнаешь об этом только на следующее утро.

– Ну, от меня ты узнаешь все с вечера: я разведен и, таким образом, свободен, – сказал я.

Она засмеялась. На это было приятно смотреть – и не только потому, что с зуботехнической стороны она могла демонстрировать себя как своего лучшего клиента.

– Мне нравятся мужчины с чувством юмора, как у тебя, – улыбалась она.

Мне было бы приятнее услышать «как ты». И еще: пора бы уже ей воспринимать мой юмор несколько серьезнее, а меня самого, может быть, несколько буквальнее, подумал я.

– А прежде всего мне нравятся мужчины, которые на меня не давят, – продолжала она.

– Что ты имеешь в виду под давлением?

– Ну, что они от меня чего-то ждут. Что они хотят чего-то определенного. Ну, ты знаешь.

– Да, приблизительно, – сказал я.

– Вот есть немногие мужчины, с которыми можно куда-то выйти без того, чтобы они сочли это за нечто, за некий сигнал.

– Я понимаю, – произнес я вопреки правде.

Ибо «нечто», вообще-то, присутствует всегда, а если бы не было ничего, то хотелось бы, естественно, чтоб оно как можно скорее стало этим «нечто», и мне точно так же, в особенности по отношению к ней, но ладно, неважно.