Дар - [39]

Ведун усмехнулся и почесал бритый затылок. Этот жрец ему определенно нравился. Конечно, перед тем, как отправить его в замок Рольфа, наставник в общих словах описал ведуну то, с чем ему придется там столкнуться. И отзывы его об Инциусе были на удивление одобрительными. Наставник говорил о княжеском жреце почти без насмешки, и уже одно это дорогого стоило.

И все же одно дело составить мнение о человеке с чужих слов, и совсем другое — столкнувшись с ним лицом к лицу.

В отличие от многих своих сотоварищей по жреческой касте, Инциус не держал себя с людьми так, будто видит всякого встречного-поперечного насквозь, и при этом чужое нутро не вызывает у него ничего, кроме досады на людское несовершенство. Инциус, напротив, держался просто, без жалостливой снисходительности к окружающим. И простота его была самой что ни на есть естественной, а не вымученной, как у некоторых жрецов низших ступеней посвящения, которые не научились еще смотреть на простых людей свысока, не ощущая при этом никакой внутренней неловкости.

При всем при этом Инциус был посвященным пятой ступени из семи существующих в касте жрецов, и слово его на Главном Жреческом Совете весило немало.

Странным было то, что Инциус со всем тем уважением и авторитетом, какими он пользовался в Совете, вот уже почти тридцать лет безвылазно сидел в замке хоть и не обделенного богатством, но далеко не самого родовитого князя в царстве. И даже последовал за ним в добровольное изгнание, на которое ни с того, ни с сего решился вдруг Рольф.

С другой стороны, ведун слышал, что некоторые жрецы даже последней, седьмой ступени, добровольно заточали самих себя на десятки лет в земляные ямы размером чуть больше медвежьей берлоги, надеясь там достичь совершенства в искусстве общения с Богами. Так что у каждого свои странности и ничего с этим не поделаешь. Был бы человек хороший…

Впрочем, наставник рассказал ведуну кое-что и о самом хозяине замка. Немного, но вполне достаточно для того, чтобы заподозрить неладное. Может, как раз в этом и крылась причина того, что Инциус так неотступно опекает семейство Рольфа?

Ведун встретился взглядом со старым жрецом и улыбнулся. Он неспроста ввернул в разговор упоминание о Богах — хотел проверить, как отреагирует Инциус на его слова. Многих жрецов насмешка над ними гневила чуть ли не больше, чем неучтивые слова, сказанные в адрес Богов, волю которых они взялись доносить до простого народа. Инциус, по счастью, был не из таких.

Похоже, он и впрямь искренне считал себя не избранником Богов, а всего лишь их верным слугой. Собственно говоря, об этом постоянно твердили все жрецы, но мало кто из них жил в соответствии с этими, их же собственными, словами.

— Ты куда-то спешишь? — поинтересовался жрец. — А то зашел бы ко мне. У меня есть отличнейший чай. Настоящий, южногорский.

— С чего вдруг такое радушие? — насмешливо удивился ведун.

— Разговор у меня к тебе есть, — признался жрец. — Важный разговор…

— Ну, если важный… — ведун с задумчивым видом потер подбородок. — Тогда, конечно, можно и чайку попить.

— Ну, вот и ладно, — обрадовался жрец. — Я тебя надолго не задержу.

Они прошли коридором и поднялись на второй этаж башни. Комната Инциуса выходила на северную сторону, и оттого в ней, освещенной лишь слабеньким светильничком, царил прохладный полумрак.

У окна стоял массивный стол, заваленный свитками пергамента вперемежку с писчими перьями и листами новомодной и оттого неслыханно дорогой «бумаги». Проникавший сквозь открытое настежь окно легкий ветерок чуть заметно колыхал тяжелые оконные занавеси и наполнял комнату не успевшим еще раствориться в дневном зное запахом влажной ночной свежести.

Кроме стола в комнате жреца были еще два кресла и простая деревянная кровать с тощим матрацем и простыней из грубого холста, застеленной обычным стеганым деревенским одеялом. На одной стене висела полка с книгами, другую украшал гобелен с изображением жреческого знака, вытканного золотым шитьем по голубому полю. Пол был устлан плетеными циновками. В углу приютился небольшой столик, на котором стояло все необходимое для чаепития.

Предложив гостю садиться, жрец ловко разжег небольшую горелку и поставил на нее изящный чайничек явно южногорской работы. «Подгорная кровь», которую люди, отчаявшись разгадать рецепт этого зелья, по-прежнему втридорога покупали у подземников, горела ровным прозрачно-зеленым пламенем.

Вода в чайнике вскипела почти мгновенно. Жрец бросил в нее щепотку сухого чая и тут же снял чайник с огня. По комнате поплыли ароматы горных лугов с примесью душистого можжевелового дымка и еще чего-то, чему трудно было подобрать название, и что неизменно наводило ведуна на воспоминания о почти уже забытом родном доме и неимоверно далеком детстве.

Жрец разлил чай по маленьким бокалам и, передав один ведуну, опустился в кресло напротив. Ведун понюхал, попробовал и, поджав губы, одобрительно покивал: чай у жреца и впрямь был выше всяческих похвал.

Попивая маленькими глотками драгоценный напиток, жрец молчал, время от времени бросая на ведуна короткие взгляды. Он то ли никак не мог собраться с мыслями, то ли просто не знал, с чего начать свой «важный разговор». А может, специально тянул время, ожидая, что гость начнет первым.