ДАР - [14]
- Вы понимаете. Мы не виноваты. Мы ни в чем не виноваты. Просто это
неотвратимо.
Это неизбежность.
Поворачивается и уходит. И я вижу, как город вокруг нас начинает разлагаться.
Здания текут, оплывают, как огарки свечей. Вспучиваются и опадают и… из
них течет…
Смерть.
Она замолкает. В тишине рассветного мрака гулко бьется под его рукой ее
сердце. Последний танец.
Накатывает и отпускает. Во тьме наступающей вечной ночи, в бесконечности
звучит только одно слово:
НЕИЗБЕЖНОСТЬ.
Он крепко прижимает к себе жену и чувствует, как его руки проваливаются
сквозь ее спину, увязая на секунду в плоти, и вот уже он судорожно обнимает
ускользающий пепел.
Мертвый гнилой свет за окном вливается в комнату сквозь стекло.
И за секунду до последней он чувствует.
Облегчение.
Тихие стоны упавших деревьев,
Гулкие тяжбы заброшенных улиц,
Сиплые крики ветшающих зданий,
Плач неутешный остова трамвая,
Слезы, что с неба сквозь толщу металла,
Кровь под землею сквозь вязкую почву,
Желтые капли застывшего неба,
Сердце все тише, обернуто ватой...
Оладьи
Каждый раз, когда Анатолия Федоровича Карьерова приглашал в гости его близкий друг
Виктор Степанович Манн, он маялся, болел желудком и всеми возможными способами
пытался сорвать встречу. Виктора Степановича он ненавидел дико и бессмысленно,
искренне желая, чтобы последний заболел саркомой или отравился грибами. По вечерам
он подвывал у окна, вожделенно представляя, как его друг захлебывается густой рвотой и
в судорогах испускает дух.
- Вот же мразь! - не раз говорил он своей жене, - в гости! Я ему покажу гости. Я ему так
покажу, что на том свете черти обгадятся!
После этой невразумительной фразы Анатолий Федорович обычно икал и значительно
глядел на жену тяжелыми сомовьими глазами.
- Он же друг тебе с детства, - почтительно шептала невнятная до дрожи жена Анатолия
Федоровича, - уважь, уважь!
- Надо же, друг, в жопе круг! Я, быть может, никого не люблю!
В памятный тот день Анатолий Федорович проснулся рано, умылся холодной железистой
водой из-под крана, присел было по большому, но потужившись напрасно некоторое
время, - передумал и, охая, прошествовал на балкон. Там, воровато оглядываясь, он
приподнял дважды пудовую запыленную гантелю, положил ее на место и,
приободрившись, пошел на кухню. Жена уже ушла, на плите, в чугунной древней
сковороде, аппетитной горкой возвышались оладьи. Покряхтев для острастки на одноухого
кота, скребшего с маниакальной настойчивостью рецидивиста линолеум, Анатолий
Федорович судорожно сковырнул вилкой сразу несколько оладушек и, не присаживаясь,
принялся жрать стоя над сковородой.
Насытив утробу, Карьеров отправился в спальню, подошел к шкафу, открыл его настежь и
долго, со значением шевеля кустистыми бровями, глядел в потустороннюю гору несвежей
одежды. После, остановив взгляд на линялой рубашке когда-то белого цвета, с
закруглившимся по краям воротом, он снял ее с вешалки и, все еще покряхтывая от легкой
боли в груди, натянул на себя. Одев Надев брюки в полоску, Карьеров закрыл дверцы
шкафа и уставился на свое отражение в туманной полировке. Так он простоял несколько
минут, стараясь не мигать. Когда-то, в безмятежном детстве, он прочитал историю о
русском психологе, который усилием мысли научился вызывать у себя галлюцинации,
глядя на свое отражение не мигая.
Галлюцинаций Анатолий Фелорович не видел никогда в жизни, даже в дни юности, когда
с дворовыми друзьями курил крапиву и бурьян.
- Ах ты ж, - пробурчал он недовольно, подтянул ремень и прошаркал в коридор. Там, под
аккомпанемент скребущего на кухне одноухого кота, почистил ботинки, примерил их,
остался доволен, завязал щегольским двойным бантом шнурки и, прихватив
омерзительного вида матерчатый мешок, вышел из дому. Дверь за ним захлопнулась с
хлюпающим скользким звуком, порой в кошмарных снах сопровождающим появление
существ, чей вид настолько противоестественен, что они остаются в нашем сознании
лишь как неясные осклизлые кляксы. И не дай господь нам вспомнить их облик,
проснувшись.
- А хоть бы и лоботомию! - услышал Карьеров, только приоткрыв входную дверь и
впустив в квартиру липкий сумрак подъезда и особую подъездную же влажность,
отчетливо отдававшую мертвечиной.
- Что, простите? – немного побледнев, спросил Анатолий Федорович у соседа сверху,
который почему-то стоял напротив его двери длительное время, как показалось Карьерову.
- Это я так… Задумался… - растерявшись, пробормотал сосед, отгораживаясь от
Карьерова рукой, как если бы тот полез целоваться. – Вот ведь штука – прочел в одной
газетенке, что в Цюрихе отличные погоды, а у нас слякоть, - бессвязно сообщил сосед,
доверительно хихикая.
- Вы, я слышал, к Виктору Степановичу с визитом собрались?
- А есть ли он вообще, тот Цюрих? Вы вот, к примеру, можете представить себя извне
Болотинска в объекте с таким диким названием? – с болью спросил Карьеров. И ответ был
очень важен для него, хотя и очевиден.
- Да нет, я думаю, никакого Цюриха, - согласился сосед, радуясь благодарным слезам на
лице собеседника, - ничего нет. А если и есть, то это и не город вовсе, а тварь кошмарная, вроде ипохондрии… а то и бери выше… Вы заходите на чаек-то с супругой… с умными
В этом городе никогда не светит солнце. Серые, разрушающиеся здания таращатся бельмами-окнами. У обочин дорог тут и там стоят, вросшие в асфальт, ржавые, мертвые автомобили. Здесь не поют птицы. Не смеются дети. Лишь тихо шепчутся о чем-то желтые листья. У города нет ни прошлого, ни будущего. У города есть тайна. Роман «Хранитель Бездны» погружает читателя в пучину липкого, безостановочного кошмара. Какие тайны скрываются за стенами обветшалых домов? И стоит ли разгадывать эти тайны?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Неизвестность сеет зерно страха, прорастающее ненавистью. Неизвестность — зло. Но что вы станете делать, если подавляемое веками нечто восстанет против вас? Что, если вы с ужасом осознаете, что оно всегда было сильнее, а ваша ненависть лишь сделала его злее и коварнее? Что, если судьба всего человечества будет зависеть от исполнения одного-единственного пророчества? Вы будете бояться. Это в вашей природе. Бояться и ждать, пока Черный Дракон не обезглавит Гидру. Если только вас не обманули. Основная пара — слэш, во второстепенных присутствует гет и намеки на фем. Жанры: эпический, фэнтези, яой, драма, любовь, путешествия.
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.