Дао Евсея Козлова - [37]
С трудом сохраняя отрешенное выражение на лице, выдавил из себя, что должен обдумать сие предложение, с панталыку не готов ответить. Ушли.
Визитку, врученную мне господином Грошевым, хотел сунуть в жестянку из-под ландрина, куда складываю все подобные карточки. Видать, был не слишком аккуратен, задумался, коробка и все ее содержимое полетело на пол. Стал собирать. Вот последние: канареечный заводчик, сам Карбасов, и – кто это? – настоятель дацана Агван Лобсан Доржиев, тот маленький человечек в шубе и с «монгольским» лицом. Ночь, мороз, мы с Птушкой в авто: «Приходите, вам будет интересно, мы принимаем всех». И я вдруг подумал, а что, может, и впрямь интересно окажется. Поехать, посмотреть дацан. Выкинуть из головы не слишком приятное приглашение в шпики.
Буддийский храм в столице России – это само по себе забавно. Где Россия, и где буддизм? Вещи не совместные.
На часах – начало третьего. Насколько я помню, хурал там в три, могу успеть. И я как-то завошкался, заторопился, словно успеть к началу службы очень важно, словно могу пропустить что-то значительное. Я даже телефонировал в гараж и вызвал таксомотор. И вот уже еду.
Не ожидал, что посещение дацана произведет на меня такое впечатление. Поехал туда чуть ли не как в цирковой шатер на ярмарке, глянуть на диковинку. А вернулся домой в состоянии «легкой раздумчивости» (не помню, где вычитал эту фразу). Добравшись туда, отпустил таксомотор и стоял в воротах, разглядывая гранитное мощное сооружение с запрокинутыми вовнутрь стенами. На площадке перед входом – красные молитвенные барабанчики.
Стоял, думал, стоит ли заходить или ну его совсем, только буддизма мне и не хватало. Вдруг услышал позади:
– Дозвольте пройти.
Смотрю, за мной стоит господин лет эдак за пятьдесят в шинели с полковничьими погонами. Его раскидистые усы забавно шевелятся, когда он говорит. В правой руке – увесистый баул. Я посторонился. Пройдя, полковник обернулся ко мне:
– Вы в дацан? Ежели угодно, пойдемте вместе.
Это-то все и решило. Так я бы, скорее всего, все-таки ушел, а тут приглашение. Я кивнул и пошел вслед за своим неожиданным компаньоном. Поднялись по каменным ступеням, тут он пропустил меня вперед. Я потянул высокую створку двери на себя, она едва поддалась.
– Тяните, тяните, путь к Будде требует усилий.
Когда вошли внутрь, я решил представиться. Говорю:
– Козлов Евсей Дорофеевич.
А он мне в ответ:
– Козлов Петр Кузьмич[9].
Вот ведь как забавно получилось.
Мы вошли в зал, высокий потолок поддерживают стройные красные колонны, сквозь стеклянные квадратные плиты потолка, украшенные зеленым узором, падает неяркий рассеянный свет, золотит большую статую сидящего Будды. Перед ним на шелковой, сшитой из разноцветных квадратиков, скатерти расставлены святыни. По краям – масса разноцветных шелковых флажков. За колоннами – простые скамьи для публики. Сидит с десяток, кажется, человек. Мы прошли туда же.
Служба уже шла. За низкими столиками в центре зала сидело семеро монахов в бордовых рясах, или как там этот наряд у них называется. Перед одним на столе лежали медные тарелки, как бывают в оркестре, перед другим – диковинного вида труба, извилистая, будто толстая змея, широко раззявившая пасть, а перед тем, что сидел с краю, – большой барабан. Дальше всего от входа и, соответственно, ближе к Будде, сидел мой знакомец, настоятель дацана. Низким горловым голосом он быстро-быстро говорил что-то на тибетском языке. Понять я ничего, конечно, не мог. Для меня это звучало следующим образом: «Бла-бла-бла-а-а-ы-ы-бла-бла-бла-а-а-а…» Когда он останавливался на короткое мгновение, только сглотнуть или вдохнуть, становилось слышно, как монахи вторят ему негромким хором: «А-а-а-о-о-о…» Казалось, они просто выпевают звуки без всякого смысла, но нет, перед каждым на столе лежали бумажки с текстами, и периодически бумажки эти менялись. Я сидел, смотрел по сторонам, стараясь особо при этом не вертеть головой, неудобно все-таки, и чувствовал, как этот голос вибрирует у меня в мозгу, в теле, как я весь начинаю вибрировать вместе с ним.
Минут через пять я сам превратился в этот голос, перестал чувствовать что-либо, кроме него. И вдруг: «БА-БАМ-М-М!» – ударили тарелки. Я подскочил от неожиданности. Нестройно задудело, глухо возроптал барабан. И снова горловое «бла-бла-бла-а-а-ы-ы-бла-бла-бла-а-а-а», и снова отзвуком «а-а-а-о-о-о». Еще одна грохочущая вставка, затем более понятное для меня: монахи затянули «ом-ма-ни-па-дмэхум» («о, ты, Сокровище на лотосе» – обращение к Будде), и опять вибрирующее в воздухе «бла-бла-а-а-ы-ы…»
Так продолжалось с полчаса, а потом все закончилось. Ничем примечательным, никаким апофеозом. Просто закончили выпевать, поднялись и стали выходить в двери. Сидевшие поднялись и пошли к «алтарю», где кланялись, приложив сложенные ладони сначала ко лбу, затем ко рту и к груди, выкладывали на специальные столы подношения, кто – молоко в крынках, кто кульки с крупой, а кто и монеты.
Я было решил уходить, полюбопытствовал, пора и честь знать, но тезка мой, Петр Кузьмич, сделал мне еще одно предложение:
– Я собираюсь навестить господина Агвана Лобсана. Хотите составить мне компанию?
Автор книги, продолжая традиции, заложенные «отцом церковной истории» Евсевием Кесарийским, живописует бурную историю взаимоотношении Римской империи и Церкви в IV–V вв. Сократ рисует картину противостояния языческой и христианской идеологий, борьбу восточной церкви с многочисленными ересями, процесс постепенного проникновения новой религии в различные уголки Европы и Азии. Это первое издание произведения знаменитого историка на русском языке, снабженное научной статьей, комментариями и справочным аппаратом.
Дмитрий Алексеевич Мачинский (1937–2012) — видный отечественный историк и археолог, многолетний сотрудник Эрмитажа, проникновенный толкователь русской истории и литературы. Вся его многогранная деятельность ученого подчинялась главной задаче — исследованию исторического контекста вычленения славянской общности, особенностей формирования этносоциума «русь» и процессов, приведших к образованию первого Русского государства. Полем его исследования были все наиболее яркие явления предыстории России, от майкопской культуры и памятников Хакасско-Минусинской котловины (IV–III тыс.
Сэкигахара (1600) — крупнейшая и важнейшая битва самураев, перевернувшая ход истории Японии. Причины битвы, ее итоги, обстоятельства самого сражения окружены множеством политических мифов и фальсификаций. Эта книга — первое за пределами Японии подробное исследование войны 1600 года, основанное на фактах и документах. Книга вводит в научный оборот перевод и анализ синхронных источников. Для студентов, историков, востоковедов и всех читателей, интересующихся историей Японии.
В работе впервые в отечественной и зарубежной историографии проведена комплексная реконструкция режима военного плена, применяемого в России к подданным Оттоманской империи в период Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. На обширном материале, извлеченном из фондов 23 архивохранилищ бывшего СССР и около 400 источников, опубликованных в разное время в России, Беларуси, Болгарии, Великобритании, Германии, Румынии, США и Турции, воссозданы порядок и правила управления контингентом названных лиц, начиная с момента их пленения и заканчивая репатриацией или натурализацией. Книга адресована как специалистам-историкам, так и всем тем, кто интересуется событиями Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., вопросами военного плена и интернирования, а также прошлым российско-турецких отношений.
Работа видного историка советника РАН академика РАО С. О. Шмидта содержит сведения о возникновении, развитии, распространении и критике так называемой «новой хронологии» истории Древнего мира и Средневековья академика А. Т. Фоменко и его единомышленников. Подробно характеризуется историография последних десятилетий. Предпринята попытка выяснения интереса и даже доверия к такой наукообразной фальсификации. Все это рассматривается в контексте изучения современного общественного исторического сознания и тенденций развития науковедения.
Предлагаемая книга впервые в отечественной историографии подробно освещает историю Германии на одном из самых драматичных отрезков ее истории: от Аугсбургского религиозного мира до конца Тридцатилетней войны. Используя огромный фонд источников, автор создает масштабную панораму исторической эпохи. В центре внимания оказываются яркие представители отдельных сословий: императоры, имперские духовные и светские князья, низшее дворянство, горожане и крестьянство. Дается глубокий анализ формирования и развития сословного общества Германии под воздействием всеобъемлющих процессов конфессионализации, когда в условиях становления новых протестантских вероисповеданий, лютеранства и кальвинизма, укрепления обновленной католической церкви светская половина общества перестраивала свой привычный уклад жизни, одновременно влияя и на новые церковные институты. Книга адресована специалистам и всем любителям немецкой и всеобщей истории и может служить пособием для студентов, избравших своей специальностью историю Германии и Европы.