Дао Евсея Козлова - [35]

* * *

На каждом углу – афиши нового военного заема. Думаю, взять ли облигации. Все-таки пять с половиною процентов – не мелочь, достаточно высокая доходность. И выплаты раз в полгода. Деньги обесцениваются. А так какая-то гарантия. Или не брать?

Можно заложить акции. Но вряд ли банк запросит процент меньше пяти с половиной. Хотя если предложить в залог бумаги Манташева… Нефтедобывающие общества сейчас как раз в фаворе, дивиденды «Манташев и К°» выплачивает достойные, так что можно попробовать. И еще можно заложить акции Русско-Азиатского банка. В нем же самом и заложить. Сколько они потребуют за кредит? Сходить узнать. Или уж не заниматься опять этими спекуляциями. Наигрался уже в девятьсот восьмом. Тогда на онкольных сделках в Частном Коммерческом и в других банках удалось раза в полтора увеличить наш с Климентом капитал.

В наследство капитал нам достался не крупный, но вполне увесистый. Отец наш, Дорофей Варламович Козлов, родом был из кокшар с севера Вологодской губернии. Чем только по молодости не занимался: и соль варил, и лес сплавлял – плоты гонял, и рыбой торговал. «Деньгу насшибал», – так он говорил, и в столицу подался на откупной промысел. На винных откупах подразбогател, миллионщиком не стал, но сумел выгодно жениться, породнился с купеческим семейством Медведевых.

А потом начал вкладывать свои деньги в землю, скупал у разорявшихся дворян, делил на участки, сдавал в аренду. Говорил: «Земля всегда пребудет. Самый надежный капитал. В воде не тонет, в огне не горит. Без земли человеку никак нельзя». Наверное, сказывалась в нем крестьянская тяга к земле, своей собственной земле. Он тогда много ездил. «Земля пригляду требует». В Петербурге дома бывал скорее наездами, нежели жил.

И в одной такой поездке внезапно умер. Прямо в гостинице. Апоплексический удар. Матушка наша мужа пережила всего лишь на полгода. Она и так всю жизнь хворая была. А тут от переживаний и вовсе слегла окончательно. И не поднялась уже.

Мы с братом, как вступили в наследство, решили папашины земли продать, деньги обратить в акции, капитал не делить, а делить лишь получаемые проценты. Климент еще жалование получал по месту службы, в Военно-медицинской академии. А я так и вовсе службу бросил, ушел из мастерской Урлауба, занялся биржевыми спекуляциями.

Но, слава богу, вовремя остановился, а то некоторые мои знакомые той поры доигрывались до полного разорения. Подняв же наш капитал, свою часть дивидендов я использовал как паевой взнос для вступления в Общество собственников жилищ, на средства коего был выстроен дом на Кавалергардской. Собственную квартиру я сдал в наем, а сам снял себе жилье на Гороховой поближе к Клименту.

* * *

Открытие весенней выставки в Императорской Академии художеств. Пошел вместе с Кудимовыми, Елена прихворнула немного. Взял с собой Александру. Очень понравились картины живописца Степана Колесникова, жанровые сценки в малороссийской деревне. Такие сочные цвета, кажется, надави, и брызнет во все стороны, обилие оттенков красного, все ярко, солнечно, очень «вкусно». В сером нашем городе, в серой нашей нынешней жизни, полной судорожной, мелкоцельной суеты, соскучились мы по этой летней нагретости, по спокойной размеренности быта, по уверенности в незыблемости нашего бытия.

* * *

Уехать бы отсюда, уехать навсегда из тревожного, измаранного грязной жижей, промозглого не только на улицах, а уже где-то в мозгу моем промозглого, плесневеющего мира. Да куда?

* * *

Обедал у Елены. Домой решил пойти по набережной, вода поднялась, мне нравится смотреть на колеблющуюся тяжелую серую массу, зажатую гранитной рамой, она, того и гляди, выпрет наружу, как на дрожжах, снесет все мелкое, жухлое и меня в том числе. Как притаившийся дракон, что спал-спал со времен досюльных, и вот начинает просыпаться, шевелиться, разворачиваться. И ты не знаешь, уснет ли он опять, поворочавшись только, или прянет вверх, снося все на своем пути.

Вывернул из переулка на набережную, а тут возле особняка графа Алексея Орлова-Давыдова толпятся журналисты, фотографические аппараты на треногах, все явно ждут чего-то. Спросил одного господина. Оказывается, забавное дело – сам я давно уже перестал читать газеты, пустое занятие, поэтому не в курсе – а уже несколько месяцев прямо у нас под носом (квартира моего брата, хоть и выходит в переулок, но окна в окна с графским особняком) скандал или, если угодно, драма человеческая. Муж обвиняет жену в том, что она, желая выйти за него замуж, два года назад сказалась беременною и в отсутствие его (граф, правительственный чиновник, был в отъезде) «родила» ребенка. А теперь выяснилось, что это какой-то то ли кухаркин, то ли крестьянский сын, а вовсе не графский. И теперь Орлов-Давыдов хочет отправить жену на каторгу, чтобы не разводиться с ней, не платить отступного, а просто аннулировать брак. Я спросил: «А что же мальчик? Какова его судьба?» Говорят, отдадут обратно настоящим родителям. Два года граф и графиня воспитывали бедного ребенка как своего, мне кажется, должны были уже и полюбить его, он уж поди и «мама-папа» говорить стал, но нет, легко возвращают, как негодный товар в лавку. Более не надобен.