Дао Евсея Козлова - [34]

* * *

Письмо от Климента. Жив. Слава богу. Но письмо нерадостное. Пишет о том, что на фронте солдаты плохо снабжаются необходимым. Нет валенок, сапоги расползаются. Много обморожений. Часто ему приходится ампутировать не только пальцы ног, но у всю стопу не из-за ранений, а из-за этих самых обморожений. И тоже задается вопросом, кто виноват.

* * *

Выборы гласных Городской Думы. Не пошел. В прошлый раз, четыре года назад, голосовал за «обновленцев». Обещали массу нужных, давно назревших перемен в жизни столицы. Не сделали ничего. Да, конечно, частично в этом, как и во всем, виновата война. Но частично. Нынче решил не участвовать в этих играх, не верю никому.

* * *

Собрались в субботу на выставку канареек. Все еще тянется широкая Масленица, хочется праздника. Памятуя, что извозчики теперь редки, решили вызвать таксомотор. Ехать собрались всем семейством; я, Елена и все мои племянники: и Санька, и Дорофей, и маленького Ефимку взяли. На улице мороз, а добираться до Суворовского. Ясный солнечный день, небо заливает синевой город, как потопом, здания сверкают и будто звенят на морозе.

Позвонил в Центральный гараж Шмидта на Вознесенском, ближайший к нам, хорошо, что прямо с утра, заказать таксомотор удалось сразу. Подрядил в оба конца, дороговато, конечно, за ожидание тоже заплатить пришлось, да зато удобно. К полудню авто с желтой полосой на кузове фырчало у парадной, и мы отправились в путь.

Птичек на выставке было штук двести. В основном это, конечно, кенари, выращенные в Германии, но появляются и свои, те, коих любители птичьих трелей выращивают и обучают уже здесь, в России. Я в этом деле ровным счетом ничего не понимаю. Но канареечные коленца и рулады действительно очень хороши. Кто тенькает, кто длинную затейливую фразу выдает, здесь колокольцы, там словно вода ключевая по камушкам бежит. Такая простая радость. Солнечная. Будто в лето, раскинув руки, влетел. В мирное лето.

Дети были в восторге, особенно маленький. Ефимка просто не отходил от клеток: «Маменька, купи птичку!» И старшие его поддержали. И заботиться они сами будут, и кормить, и клетку чистить, только купи. Да ведь она мала сама-то, а стоит ахти сколько. Самые дорогие мастера песенные оценены были и в триста, и в четыреста рублей. Были, конечно, и попроще. Хорошо, подошел к нам один господин и серьезно так, как взрослого спрашивает, Дорофея, знает ли он, как ухаживать за птицей, как кормить, это, мол, целая наука. Представился он заводчиком канареек и пригласил, ежели заинтересуемся все же птичками певчими, к себе, визитку дал.

* * *

Бастуют рабочие. Теперь это называется «стачка». То один завод останавливается, то другой. И Вениаминовы мастерские тоже. Но сам Вениамин вовсе не сидит дома. Наоборот, теперь его совсем не застать. Его выбрали в заводской комитет. Я спросил его, что это такое. Он с горящими глазами разъяснял, что вот, мол, происходит организация рабочих, чтобы донести свои требования до администрации мастерских. Рабочие проводят собрания, выбирают старост по производствам, выбирают завкомы. Что вот они заняты устройством переговорных камер, чтобы цивилизованно общаться с дирекцией, чтобы не происходило «тачечных» вакханалий. Оказывается, если рабочие чем-то недовольны, например, тем, что, когда они объявляют стачку, некоторые из них, польстившись на обещания хозяев, все же выходят на работу, этих «несознательных» просто избивают и в тачках вывозят за территорию. Так было совсем недавно на Путиловском заводе.

А еще Вениамин считает, что завком реально может улучшить положение рабочих, а особенно работниц. У них на Чугунной улице работает более девятисот человек, и около половины их них – женщины, особенно в оптическом производстве их много. У них дети. Надо открывать ясли, кооперативные столовые, вечерние школы для взрослых. «Да много, много всего… Понимаешь, теперь появилась возможность цивилизовать фабричный труд, повысить уровень работников, улучшить и условия труда, и условия жизни. Нас, наконец, слушают, нам дают возможность развития. Начинается новая эпоха», – говорил он мне с воодушевлением. Ну что ж, хотелось бы надеяться, что все это не прекраснодушные мечты. Пишут, что в Центральном Военно-Промышленном Комитете есть некая Рабочая группа, которая представляет интересы заводских рабочих. Но вот я выхожу на улицу, вижу осунувшиеся серые лица, вижу бесконечные хвосты у лавок, слышу, о чем говорят люди, стоя в многочасовых очередях, слышу об этом от Ксении и от Авдотьи Поликарповны (спекуляция, воровство, взятки, шпионаж). Вижу обожравшихся, набитых деньгами промышленников и разжиревших на военных поставках и спекуляции зерном и мясом аферистов, гуляющих на «Вилле Родэ». И все Вениаминовы перспективы и планы лопаются мыльными пузырями. Ничего он не достигнет, ничего не выстроит. Все пойдет прахом. Но говорить это своему другу я не собираюсь: пусть его, пусть поиграет. Я слушаю его и соглашаюсь, киваю головой, как китайский болванчик.

* * *

Птушка прислала письмо. Очень скучаю по ней. Возвращаться пока не собирается. Тетушка хворает, Жозефина – при ней.