Дао Евсея Козлова - [26]

Но длилась она не долго. Потрясая газетой, Карбасов выкрикнул:

– Вы! – голос его сорвался, получился не выкрик, а словно всхлип, – Вы как… Кто вам дал право… Ваши выдумки… Ваши бредни… Этой крысе любопытной… – теперь голос его набрал силу, вскинутая рука со свернутой в трубочку газетой, как жезл.

Перед нами был римский трибун, он разил и клеймил. Вот только понять его было никак невозможно. И тут раздался грохот, такой металлический набат, это стоящая позади Карбасова Ксения уронила на пол поднос, да нет, не уронила, швырнула. Тот, никак не ожидая подобного, подпрыгнул на месте. А Ксения уже шла на него:

– Как вам не стыдно, врываетесь в чужой дом, устраиваете сцену перед незнакомыми людьми, оскорбляете Евсея Дорофеевича, оскорбляете нас всех. Уходите! Немедленно покиньте наш дом!

Кроткая Ксения превратилась в гневную Медею. Еще немного, и в нашей гостиной загремят выстрелы, сквозь пороховой дым блеснет смертоносная сталь, прольется кровь. Высокая трагедия… Где-то внутри живота начал легким щекотанием подниматься смех, и он наконец разморозил меня, застывшего с куском ситного в руке. Воспользовавшись паузой, когда Медея умолкла, а трибун еще не нашел, что ответить, я сказал:

– Хочу представить вам, друзья мои, господина Карбасова Ивана Матвеевича, – тут я на секунду примолк, так и подмывало добавить «поручика жандармерии», но удержался, ведь тот сразу поймет, откуда мне это известно, поэтому пусть будет, как он сам мне сказал, – судебного следователя.

Поднявшись, я предложил Карбасову снять его славную бекешу и присесть с нами за чаем. И объяснить спокойно, о чем, собственно, идет речь, чем вызвана эта его эскапада. Но тот, разом как-то сдувшись, утратив всю только что распиравшую его значительность, растерявшись даже как-то, пробормотал, что предпочел бы переговорить со мной наедине. Ну что же, файв-о-клок был безнадежно испорчен, свежезаваренного чая мне не видать, мы прошли в мою комнату, и тут я наконец понял, зачем «господин следователь» явился ко мне домой и почему устроил перед нами весь этот спектакль.

– Евсей Дорофеевич, вы знакомы с репортером, что подписывается «Кремень»?

– Я, признаться, лично ни с кем из газетчиков не знаком. Это что у вас?

Газета, сыгравшая роль величественного жезла, наконец, была развернута. Утренний выпуск «Биржевых Ведомостей». В «Происшествиях» – короткая статейка, подписанная псевдонимом «Кремень». Смысл ее был следующий: вчерашней ночью была ограблена квартира в доме на углу Измайловского проспекта и 7-ой роты, взято было не много, лишь принадлежавшая хозяину, отсутствующему в городе, коллекция курительных трубок, раритетных и, видимо, ценных. Все в квартире было перерыто; все книги выброшены из шкафов, все бумаги из ящиков стола и прочих мест. В самом конце заметки стояла фраза: «Хозяин сей квартиры, как стало известно из хорошо осведомленного источника, подозревается в шпионаже в пользу Германии и, возможно, бежал за границу». Вот из-за чего взбесился Карбасов, он решил, что «хорошо осведомленный источник» – это я. Еще раз уверив, что он ошибся, я не удержался и поддел его:

– Все же не стоило вам открывать окно. Кто-то следил за квартирой, скорее всего, тот самый псевдолакей, и, увидев, что мы там хозяйничаем, поспешил забрать то, что раньше ему унести помешали. Будете спорить?

– Нет, спорить не буду, как ни прискорбно для меня, но вы оказались правы. И на трубки надо было обратить внимание, и штору не надо было двигать. Но есть еще один вопрос: что искал тот человек, предположим, что это был Онипко, как вы говорите, псевдолакей. Что он искал и, видимо, не нашел? А, Евсей Дорофеевич?

Я понял, что он уже имеет ответ на заданный мне вопрос, и что он знает, что ответ мне тоже известен. Конечно, речь шла о книге, которую я забрал со стола в квартире Зеботтендорфа, и не далее как вчера вечером отдал Жозефине. Но мне вовсе не хотелось впутывать сюда еще и ее.

– Хотите получить «Голема» обратно? Сожалею, но я дал книжицу почитать одному приятелю. Могу вернуть вам ее назавтра, если угодно.

Карбасову пришлось согласиться с этим, договорились, что он зайдет ко мне завтра ввечеру в семь часов. Он засобирался:

– Пойду теперь в редакцию «Ведомостей», разберусь с этим Кремнем, какая птица все-таки ему насвистела.

– Позвольте, пройдусь с вами, собирался навестить невестку, нам по пути.

Мы вышли вместе, но я вовсе не собирался идти к Елене, я обманул его. Когда мы расстались на углу Галерной и Замятина переулка, я, убедившись, что Карбасов уходит, не оглядываясь, прочь, развернулся и пошел в сторону Почтамтской, к дому его сестры. Надеялся застать ее у себя и уже сегодня забрать книгу.

К счастью, Жозефина была дома. Несколько удивилась моему визиту («Почему вы не телефонировали? Ах да, я же не сказала вам номер»), но, как мне показалось, и обрадовалась. Хочется верить. Попросил вернуть мне «Голема». Подняла свои персиковые брови: что за срочность. Попытался объяснить, что книга не моя, что вынужден ее отдать, такие обстоятельства… Что надо вернуть прямо сейчас… От этого много зависит…

– Вы что-то темните, Евсей Дорофеевич. Не хотите что-то мне говорить…