Дантес выстрелил - [8]

В речах литературоведов Д.П. Мирского и В.А. Десницкого на банкете были смон­тированы цитаты из их статей, а спор Б.В.Казанского и Д.П. Якубовича по поводу дневника Пушкина отражал их печатную полемику.

Вкладывая в уста Пушкина в разговоре с писателем В.В. Вересаевым возмущенную тираду (насчет «крестика в кровати»), мы основывались на том, что последний в свою многократно переиздаваемую книгу «Пушкин в жизни», составленную из документов, писем и воспоминаний, включал и сохранившиеся сплетни, в частности, о том, будто в постели поэта был обнаружен нательный крест Александры Гончаровой, сестры его жены. Частушка, которую поет на банкете колхозник, воспроизводит с соответству­ющей заменой текст», печатавшийся в газетах как иллюстрация того, что слава Пушкина живет в народе:

Александр Сергеич Пушкин,

Жаль, что с нами не живешь,

Написал бы ты частушки,

Чтобы пела молодежь.

Отразившиеся в повести обстоятельства жизни 30-х годов были самыми разно­образными. Вложенное в уста Пушкина сравнение Самозванца в постановке «Бориса Годунова» в ленинградском Театре драмы с Чапаевым было подсказано тем, что обе эти роли — на сцене и в известном фильме «Чапаев» — играл один и тот же актер Б.А. Бабочкин. О выведенном в повести корреспонденте «Литературной газеты» Ю.И. Ресте было известно, что он человек напористый. Сообщение о том, что в доме № 12 по Мойке Пушкин значился в списке квартироуполномоченных, появилось в журнале «Смена» (1936, № 9). Название лекции, которую читает Вольский пробудив­шемуся Пушкину, пародировало заглавие служившей нам учебником книги академика М.Н. Покровского «Русская история в самом сжатом очерке».

Повесть испещрена цитатами, не только из Пушкина, но и из Державина, Гоголя (при описании «литературных блюд»), Жуковского, Грибоедова. Маяковский, разуме­ется, разговаривает с Пушкиным строками из посвященного ему своего стихотворе­ния «Юбилейное». Словом, создавая повесть, авторы-школьники использовали все свои литературные познания да еще провели и некоторые разыскания.

Итак, «Дантес выстрелил» (по недостатку осведомленности мы говорили «Дантес»), и школьная машинистка великодушно и, конечно, безвозмездно перепечатала повесть. Мы прочли ее на школьном литературном кружке, где разгорелось бурное обсужде­ние. Казалось, что на этом судьба повести завершена.

Но тут произошло неожиданное событие. В январе 1937 года в школу пришел Корней Иванович Чуковский. И ничтоже сумняшеся мы показали ему «Дантеса». Чуковский живо заинтересовался и попросил у нас рукопись, которую мы охотно отдали, по неопытности не обозначив даже на ней своих фамилий. Он вскоре уехал в Москву, захватив с собою, как оказалось, и нашу рукопись.

И вот в газете «Правда» от 13 февраля 1937 года появилась статья К.И.Чуковского «Племя младое» — о любви советских школьников к Пушкину. Каково же было наше удивление и радость, когда мы прочли там:

«Сами школьники поняли, благодаря длительному и плодотворному общению с Пушкиным, всю лживость метода вульгарных социологов.

В 15-й школе Дзержинского района (в Ленинграде) десятиклассники, например, сочинили на днях сатирическую повесть «Дантес выстрелил», где высмеивают всю эту вульгарщину. В повести Пушкин, воскресший из гроба, ходит по Советскому Союзу, и все его приводит в восторг. Но случайно он попадает в одну ленинградскую школу и слышит, как учитель толкует учащимся, будто в «Медном всаднике» главная героиня — Нева и будто «в лице Невы Пушкин хотел изобразить восстание декабри­стов». Услышав это, Пушкин грустно поник головой.

Дальше школьники в той же сатире бичуют тех горе-критиков, которые все еще пытаются представить великого национального гения «идеологом обреченного фео­дального класса, не лишенного буржуазных прослоек». Прослушав комментарии этих ученых, Пушкин, по словам авторов, дошел до того, что сам же громогласно признался, будто его стихи, посвященные Керн («Я помню чудное мгновенье»), есть аллегория, где под именем Анны Петровны выведена... свобода.

Эта школьная сатира — урок для педагогов и критиков: если уж сами школьники заявляют протест против такого опошления Пушкина, значит, возможно надеяться, что вульгарному социологизму действительно близок конец.

Школьники вообще очень чутки к малейшему проявлению пошлости и жестоко бьют в своей сатире халтурщиков, присосавшихся к Пушкину. Вот, например, каким образом один из персонажей, актер Заикайский, читает по радио пушкинский «Памятник»:

Я памятник себе воздвиг, но рукотворный,

К нему... (Кх. Кх!) К нему не зарастет народная тропа.

Вознесся выше он главою непокорной Александринекого листа (Кх. Кх!)... столба...

Вскоре после этого к Пушкину приходит Маяковский:

— Александр Сергеевич, разрешите представиться...

Они долго беседуют, и Маяковский дружески советует Пушкину:

— Бойтесь пушкинистов!

— Я и то боюсь, — признается Пушкин.

— Александр Сергеевич, — пристает один из них к Пушкину. — Скажите, пожа­луйста, какую звезду вы подразумевали в стихотворении «Редеет облаков летучая гряда...»? Я полагаю, что Юпитер. Ведь правда?

Эта сатира свидетельствует, какие суровые требования стали предъявлять к нам наши школьники, под какой суровый контроль берут они нашу культурную деятель­ность. Та благодатная помощь, которую они получили от Пушкина, сейчас еще не подлежит учету, но она скажется в ближайшие годы. Советская интеллигенция станет еще более могучей от того, что вся она на школьной скамье прошла, так сказать, „через Пушкина"».