Данте. Демистификация. Долгая дорога домой. Том IV - [51]
Странной должна показаться такая предосторожность у поэта, о котором думали прежде, будто он советовался только со своим мужеством; но такая воздержанность понятна в те ужасные времена, и поэту простительно было обезопасить себя против жестоких фантазий государей и неизбежной мстительности сильных людей; вместе с тем следует признать и то, что Ювенал не имел приписываемого ему обычно характера, и сатиры его не отличаются геройством. Если сатира Ювенала касается только прошлого, то и негодование поэта не есть внезапный гнев, вызванный созерцанием общественного упадка: Ювенал передает только свои воспоминания, далеко не так красочно, как они имели бы в современном им рассказе. Отсюда потребность украсить свой рассказ, придать ему искусственный колорит. Тут на помощь Ювеналу-поэту является Ювенал-ритор, который недаром долго занимался декламацией. Благодаря этим привычкам декламатора в сатирах часто замечается преувеличение и пафос, внешним выражением чего служит масса исполненных негодования и изумления вопросов, возгласы, остроумные изречения — особенности речи, которые подчас делают стиль Ювенала запутанным и тёмным. Затем следует вспомнить, что Ювенал начал писать сатиры уже перешагнув за середину своей жизни, испытав множество разочарований. Такой человек легко склонен всё рассматривать в мрачном свете, быть пессимистом. Знаменитая сатира против пороков женщин, очевидно, вылилась у человека, немало пострадавшего от слабого и прекрасного пола. Точно так же в 3-й и 7-й сатирах проглядывает облик молодого провинциала, который с самыми радужными надеждами стремился в столицу, мечтая найти там скорую славу и сопряженное с ней богатство, но грезы эти скоро разлетелись в пух и прах. Пессимизмом Ювенала объясняют ещё одну сторону его произведений: он охотно копается в грязи, и в галерее его образов есть много таких картин, которые должны быть завешены для обыкновенного читателя.
Сказанное до сих пор относится к отрицательным сторонам поэзии Ювенала. Переходя к её достоинствам, отметим, прежде всего, что ритор не заглушил в Ювенале моралиста и гражданина. Сатиры его исполнены патриотических чувств. Это был человек действительно нравственный, с возвышенно-идеальным взглядом на жизнь. Он искренне стремился помочь своим согражданам, и если иногда преувеличивал их пороки, то только радея об их пользе.
О другой положительной стороне поэзии Ювенала граф А. В. Олсуфьев отзывается так: — «В сатирах Ювенала, этого реалиста древнего мира, как в фотографической камере, отпечаталась вся окружавшая его римская жизнь, изображенная им в целом ряде законченных до мельчайших подробностей бытовых картин, прямо с натуры схваченных портретов, психологических, тонко разработанных очерков отдельных типов и характеров, реалистически верных снимков со всей окружающей его среды, от дворца кесаря до лачуги в Субуре, от уборной знатной матроны до клети в лупанарии, от пышной приемной чванливого адвоката до дымной школы бедняка-грамматика; Ювенал собрал всё это разнообразие силой своего таланта в одно художественное целое, в котором, как в зеркале, отражается весь древний мир, насколько он был виден поэту». Ювенал важен для изучения частного, семейного, внутреннего быта древних, о котором до нас дошли весьма скудные сведения. Его сатиры ревностно читались не только в древности, но и в Средние века, когда нравился его возвышенный и вдохновенный тон; многие называли его тогда ethicus, а один поэт писал, что Ювеналу верят больше, чем пророкам («Magis credunt Juvenali, quam doctrinae prophetali»).
Существует множество древних толкований поэта (так называемых схолий), начиная от IV столетия и кончая поздним Средневековьем.
Затем Вергилий задаёт вопрос: — «Как у тебя рядом с мудростью и усердием в груди уживалась скупость?», указывая на то, что встретил его в круге Чистилища, где очищаются скупцы.
Чем интересен этот разговор? Он узнал о Стации от души Ювенала, спустившегося в Лимб. Неужели Стаций, умерший раньше Ювенала, избежал Лимба? Ведь, если он попал бы в своё время в Лимб (а он не мог миновать Лимб по дороге в Чистилище), он неизбежно встретился бы в нём с Вергилием, которого так жаждал увидеть.
Я могу предложить только один ответ: Стаций ещё не умер. Поэты встретились на реке Березайке с живым человеком, великим поэтом. Стаций — современник Данте, поэт как раз здесь с ним в первый раз встретился на Земле.
Какой знаменитый поэт и хороший знакомый XVIII века попадается ему на реке Березайке, по пути в Санкт-Петербург? Читая его имя не Стаций, а, как и написано по-итальянски Стазио (Stazio), тут же нахожу великого итальянского поэта, современника Петра II.
Из академической статьи:
Пьетро Метастазио (13 января 1698 года, Рим—12 апреля 1782 года, Вена) — прославленный итальянский либреттист и драматург.
Поэзией Метастазио увлекся в раннем детстве и уже к 10 годам добился изрядных успехов в искусстве импровизации. Талантливый ребенок привлёк к себе внимание поэта Гравины, богатого римского адвоката, усыновившего его. Следует отметить, что Гравина оставил свой след в истории изящной словесности именно этим шагом (Стендаль отмечал, что он писал «скуки ради скверные трагедии»; правда, в своё время его литературная известность была довольно широка). Именно Гравина дал своему воспитаннику фамилию Метастазио — это фамилия является ничем иным, как переводом фамилия Трапасси на греческий язык. Усилиями Гравины молодой Метастазио получил отличное образование. Ему же он оставил и своё наследство, избавив его тем самым от материальных забот.
