Дамасские ворота - [26]

В благоговении перед святостью места, Де Куфф разразился рыданиями. Проходящие мимо верующие с одобрением глядели на него.

— Я из-за тебя с ума схожу, — сказал Де Куфф Разиэлю. — Я не в силах выносить величие этого места.

— Если не мог бы, — ответил Разиэль, — тебя бы не призвали.

— Призвали! — взорвался Де Куфф. — Что-то не припоминаю, чтобы меня призывали. Кто призвал?

— Я думаю об этом так, — сказал Разиэль. — Согласись или умри. Согласись или погибни. И тогда мы снова будем ждать. Как Христа. Как Саббатая[86].

— Но ты же знаешь, что я не могу молиться.

— Не можешь молиться. И не нужно. Все уже написано.

— Ты уверен?

Разиэль убедил его, что уверен, поскольку какое-то время был католиком:

— Машиах[87] сидит и ждет у ворот Рима. Презираемый. Среди прокаженных. Хочешь услышать, что дальше?[88]

— Боже мой! — пробормотал Де Куфф, достал платок и утер слезы.

В Сафеде Де Куфф мог только сидеть и плакать, словно его душа, больше ему не принадлежащая, воспаряла к горам, видневшимся на севере, словно он хотел бежать святости мудрецов, чьи могилы были вокруг него, тирании судьбы и Ветхого Днями Святого[89]. Вечно его кто-то преследует. Вот и теперь некто схватил его, некто непреклонный. Иона.

Гиги Принцер зарабатывала на жизнь религиозными картинами на обывательский вкус, помышляя писать для более дерзновенных в вере, используя всю палитру пустынных тонов, — и чтобы чувствовался дух немножко Сафеда, немножко Санта-Фе[90]. Гиги нравился Санта-Фе, и часто ей хотелось бы жить там. Сейчас, поскольку она была влюблена в Разиэля, Гиги позволила им остановиться у себя.

Им хватало денег Де Куффа, но Разиэль не мог упустить возможности оповестить о том, что он распознал его, породить толки о его вероятном господстве. В спортивной твидовой куртке и шапочке английского букмекера, он заговаривал с туристами на автобусной остановке или в туристическом бюро. Его наряд и манеры обещали любопытным альтернативную экскурсию по Сафеду, и он их не разочаровывал. Если конкуренты предлагали какие-то бабба мейсех, бабушкины сказки, то сильной стороной Разиэля была сравнительная религия. Скоро заподозрили, что он мормон или из «Евреев за Иисуса». Однако наиболее дотошные и коварные из его слушателей обнаружили, что он способен на равных рассуждать с самыми подкованными из них о мидраше, Мишне и Гемаре[91].

— Кто ты такой? — спрашивали его харедим со свойственным израильтянам тактом. — Что ты здесь делаешь?

— Я — дитя Вселенной, — отвечал Разиэль. — Имею право быть здесь.

— Ты еврей? — допытывались они.

— Эскимос, — отвечал Разиэль.

Во время этих экскурсий, если считал, что группа восприимчива, он пускался в оригинальные суждения. О необыкновенных аналогиях между индуистскими учениями и каббалой. О том, насколько близок хатха-йоге трактат Абулафии[92] «Свет разума» с его методикой дыхания, способствующей погружению в медитацию. Как толкование каббалой буквы «айин», непознаваемого элемента, в котором заключена Бесконечность, родственно концепции Нишкала-Шивы, бесформенного абсолюта. Что существует большое количество подобных параллелей в индуизме, а некоторые находят их и в суфийском исламе, и в христианском мистицизме Майстера Экхарта и Якоба Бёме.

Были туристы, которые находили экскурсии Разиэля по Сафеду поучительными и вдохновляющими. Но случались и недовольные. Порой увлекшийся Разиэль недооценивал своих слушателей. Консервативная публика, ожидавшая услышать греющую душу мудрость древних пророков или хотя бы нечто привычное, уходила в оскорбленных чувствах. Хасиды, которых в Сафеде было внушительное количество, осведомленные о распространяемых Разиэлем идеях, были разгневаны.

Кроме того, Разиэль и Де Куфф изредка давали концерты, на которых Разиэль аккомпанировал Де Куффу на рояле. Де Куфф играл на лютне и теорбе, которыми владел вдобавок к виолончели, и знал сефардские мелодии, глубокие, как потусторонняя тишина. И тут некоторые служители веры доходили до того, что обращались в полицию, однако та отказывалась вмешиваться. Иногда доходило до рукопашной, но Разиэль и сам умел махать кулаками и немножко владел карате.

Время от времени он приводил с собой с экскурсии гостя или нескольких, угостить ланчем или чаем — оплата которого, как их вежливо уведомляли, прибавлялась к цене за экскурсию. Обычно то были молодые иностранцы, как евреи, так и нет. Кто-то задерживался на несколько дней. Но были и такие, кто оставался с ними неделями кряду.

Один молодой немец, побывавший на Тибете и обучавшийся йоге в Лондоне, присоединился к Разиэлю в занятиях кундалини-медитацией. Вместе они учили Де Куффа кундалини-йоге. Разиэль верил, что эти медитации есть способ достичь каваны[93], или медитации о Божественном, которая, в свою очередь, поможет достичь состояния двекут[94], единения с Божественной сущностью.

Кундалини-медитация требовала серьезных усилий от Де Куффа и еще больше нарушала его душевное равновесие. Часто, когда он погружался в глубочайший покой, в его сознании рождались пугающие картины. В другие же разы они были вдохновляющими. Разиэль следил за тем, чтобы Де Куфф всегда рассказывал ему о своих видениях.