Дама в синем. Бабушка-маков цвет. Девочка и подсолнухи [Авторский сборник] - [84]

Когда Селина упомянула о том, что путешествие Бабули и Феликса в Севилью вот-вот закончится, Матильду как-то чуть-чуть зазнобило, несмотря на жару. Впервые за то время, что они живут здесь, зашел разговор о возвращении в Париж, и пусть даже разговор зашел не об их возвращении, пусть даже не имел к ней, Матильде, никакого отношения, но все-таки, все-таки… Сама идея отъезда настолько ужаснула девочку, что она постаралась поскорее забыть об этом: забыть, забыть немедленно, все силы и всю энергию расходуя только на постройку плотины, которая позволит сделать так, чтобы на реке образовался водопад, а под ним — бассейн, не очень глубокий, но зато «без этих форелей», поклялся Реми, пылко сплюнув на место их будущих купаний, которое Матильда не променяла бы теперь на все океаны мира.

Сегодня после обеда они торжественно открывали водопад — после утомительных, прямо-таки доводящих до изнеможения работ, которые Реми сумел осуществить благодаря своей редкостной физической силе. Сила эта оказалась бесконечно соблазнительной для Матильды, потому что, обнаружив в нем эту силу, она заодно открыла для себя, насколько справедливо распределены способности между мальчиками и девочками, и открытие позволило ей почувствовать острое наслаждение: вот здорово родиться именно девочкой и вовсе ей не хотелось бы быть никем иным!

Мамы тоже искупались под водопадом, сказав хором, что это чрезвычайно полезно для фигуры, а надо сказать, проблема талии настолько занимала их, что они могли и про полдник забыть, — а может, только делали вид, будто забыли. Бенедикте, конечно, это все равно, она так и так ничего не ест, зато Матильде и Реми очень даже не безразлично.

Вообще, находясь вместе, они всегда испытывали голод, но для насыщения им требовалось не только полдничное печенье. Правда-правда, им, вроде как щенкам, надо было постоянно лакать, лизать, вылизывать и облизывать. Но главным образом — друг друга. Матильде при этом казалось, что кожа Реми немножко напоминает подсоленные орешки, а Реми утверждал, что кожа Матильды отдает ванилью. Матильда нашла вполне логичным, что девочка слаще мальчика, хотя и не могла бы объяснить, почему должно быть именно так.

Когда они чересчур открыто принимались пробовать друг друга на вкус, Бенедикта отворачивалась с таким видом, будто это зрелище ей отвратительно. Ну и пусть! Кто ее поймет, эту Бенедикту, которой даже никогда не хочется бутерброда с вареньем! Зато Матильда испытывала совершенно новые ощущения: до сих пор она никогда даже и представить не могла, что мальчика можно хотеть как что-то, что едят, что само просится в рот…

Сегодня, после дня, проведенного на реке, все очень устали. Такая громадная на них навалилась усталость… И все четверо, мамы и дочки, рухнули кто куда в гостиной. Мамы стали слушать музыку, а дочки — рассеянно, правда, — играть в лото «Семь семеек». Матильда от усталости совсем перестала соображать и три раза подряд требовала отдать ей карточку с изображением папаши Мускуле, хотя та уже давно лежала на месте. Реми предупредил заранее, что до ужина не сможет прийти на свидание с подсолнухами, а после уже и идти туда было бессмысленно и нельзя — в темноте-то… Опять в нем сегодня нуждались на ферме — эти Фужероли даже вечером находят для него какие-то дела с козами. Вот уже несколько дней не получались встречи у изгороди, но Реми обещал точно появиться там завтра утром.

Может быть, требуя много раз подряд папашу Мускуле, Матильда дала какой-то знак собственному отцу и заставила его возникнуть ниоткуда. Вдруг раздался телефонный звонок. Это Он, а кто ж еще?

Матильда рванула к аппарату. Она хотела схватить трубку первая… Каждый раз, когда Он звонил, происходило одно и то же: ей хотелось рассказать ему о Реми, но ничего из этого не выходило. Ей становилось страшно: а вдруг Он станет насмешничать или ругаться, она понимала, что в любом случае такой разговор не доставит Ему удовольствия, даже притом, что мама ее поддерживает.

Ну и пришлось Матильде отчитаться обо всем, что она делала за последнее время, но так, будто во всем этом не принимал никакого участия Реми, хотя это было, конечно, совсем не то же самое, да и попросту смехотворно. Кто может поверить, что с Бенедиктой построишь плотину и сделаешь водопад, кто? Но Он выслушал все и вроде бы ничего такого не заподозрил.

Селина, должно быть, заметила, насколько сдержанна дочь, поняла, почему она промолчала насчет Реми, и сама тоже, когда трубку возьмет, ни словечка о нем не скажет. Само собой разумеется: женщины ведь всегда понимают одна другую! Но у сдержанности есть свои неудобства: было утаено главное, и это отделило Матильду от Него, гораздо дальше отодвинуло, чем ей хотелось бы, за столько километров, сколько даже и представить себе невозможно, потому что и так они находились слишком далеко друг от друга! Короче, пока Матильда с Ним говорила, ей просто душу раздирали сомнения: признаться или нет, но все-таки она говорить не стала, и они, обменявшись напоследок кучей поцелуев, расстались.

— Передашь трубочку маме? — спросил Он, как обычно, когда все чувства были излиты, спросил совсем другим тоном.